Демоны на прогулке
Шрифт:
– Неплохо, - кивнул он.
– Чего же в этот раз так опрометчива?
– Потому что я тоже не собиралась убивать сегодня.
– Мм! А чего же ты хотела?
– Соблазнить тебя окончательно и бесповоротно и заточить у себя дома.
– Рабство, да?
– ухмыльнулся он.
– Не самый скучный сценарий. Но ты вроде бы сказала, что лишаешь людей жизни, а не свободы.
– Ты - исключение.
– Почему?
– Я на тебя запала, - впервые ей захотелось отвести глаза.
– О как! Ну, это я понял по твоим сообщениям, - он выглядел польщённым.
– Могу тебя заверить,
– Может, тогда снимешь эту удавку? Она мешает говорить.
– А ты меня не укусишь?
– сузил глаза он, продолжая мило улыбаться.
– Я бы с радостью, но не в том положении.
– Это верно, - ответил он и развязал петлю, а потом ещё и нежно помассировал покрасневшую кожу на шее.
– Не очень больно?
– Нормально, - от его прикосновений её тело покрылось мурашками, и он это, конечно, видел.
– И всё равно ты мне не веришь.
– Нет, - отстранившись, развёл руками он.
– Извини.
– Я понимаю. У меня ведь в багажнике не лежит окровавленный топор, в телефоне не хранится список умерщвлённых мной мужчин, а дома не красуются в рамочке под стеклом предметы, принадлежавшие им и ставшие моими трофеями. В этом плане я очень щепетильна - никаких записей, никаких личных вещей и фотографий, никаких файлов в ноутбуке. Всё только у меня в голове.
– Молодец! А я вот снимочки-то храню на жёстком диске. Они даже не зашифрованы.
– Удивительно, как тебя ещё не поймали.
– А как поймать? Я переезжаю с места на место, дважды в одном городе не охочусь, ну и всегда подчищаю компьютеры жертвы - после того, как разделаюсь с ней.
– Всё равно ненадёжно. Она может поделиться снимком с подругой или ещё кем.
– Согласен. Ну и что? Кроме фото там ничего истинного про меня нет - ни адреса, ни контактов. Хотя согласен - лучше и эту лазейку прикрыть. Буду брать снимки со страниц других пользователей - они всё равно не узнают, а жертва не раскусит подвох так же просто, как если бы я использовал физиономии знаменитостей. Наконец, я всегда выбираю либо одиноких, либо тех, кто собирается покуситься на святое - супружескую верность. Вряд ли такая женщина будет рекламировать своё новое маленькое увлеченьице.
– Ну, дело твоё. У каждого свой метод.
– Продолжаешь гнуть эту линию?
– на этот раз без улыбки спросил он.
– Извини, не могу тебе лгать - ты меня обезоруживаешь.
– Ладно, - почесал затылок он.
– Допустим, это правда. Тогда скажи - зачем ты это делаешь? Чего тебе не хватает в жизни? С такой внешностью ты любого мужчину можешь заполучить. Семью завести, детишек нарожать.
– Ненавижу быт. Скучно, пресно, безыдейно. Один длинный прямой путь к могиле, истоптанный столькими людьми, что ни одной травинке не пробиться. Я не сужу тех, кто выбирает эту дорогу - каждому своё. Я просто не охочусь на ней. Куда больше меня привлекают отходящие в сторону тропинки - порой тоже достаточно исхоженные, а иногда заросшие, едва угадывающиеся. Именно на таких я люблю подкарауливать свои жертвы. Меня заводит эта игра в кошки-мышки, когда загоняешь ничего не подозревающую добычу в ловушку и наслаждаешься видом ее беспомощности. властью, какую
Её воодушевлённый тон подействовал и на неё саму. Парень тоже определённо был впечатлён:
– Хорошо сказано, детка! Ну так пошла бы в порнографии сниматься - для этого твоя внешность ещё больше подходит. Или стала элитной проституткой.
– Да тоже не ахти. Я со своими деньгами могу себе устроить любую оргию.
– Тебе не угодишь, - усмехнулся он.
– Из твоих уст это звучит странно.
– Покорнейше благодарю. Ну давай, поведай - что же с тобой не так? Почему ты стала убийцей?
– Я и сама часто думаю об этом, - она бы развела руками, если бы они не были скованы.
– И чем больше размышляю, тем сильнее убеждаюсь, что неправильна сама постановка вопроса. Я не стала такой - я родилась такой.
– Продолжай.
– Началось ещё в детстве. Мне всегда нравилось издеваться над мальчишками. Поначалу невинно - водой с балкона полить, отобрать игрушку и выкинуть её или сломать... Что угодно - лишь бы увидеть слёзы, услышать плачь.
– Многие девочки агрессивно относятся к сверстникам, как правило, к тем, - он подмигнул, - которые им подспудно нравятся.
– Не спорю. В школе я именно это и делала. Конечно, далеко не со всеми одноклассниками такое могло безнаказанно пройти, но ведь в каждом классе ОБЯЗАТЕЛЬНО есть тихоня, над которым можно сколь угодно и как угодно издеваться. Был такой и у нас. Настоящая размазня и мальчик для битья - однако, я видела в нём потенциал, он отличался от остальных, был глубже и интереснее, чем стремился казаться. Пожалуй, именно поэтому я увлеклась им, и не проходило дня, чтобы я не причиняла ему боль. Физическую или душевную - как получалось.
– Ай, озорница!
– И всё же я уверена, что в моём случае насилие над слабыми стало чем-то большим, нежели подростковые причуды. У меня в разуме будто открылась потаённая дверца, которая есть у всех - только ключ разный.
– А поподробнее?
– Ну вот представь, например, что трое подростков увидели целующихся девушек. Одному не понравилось, и он всегда будет испытывать отвращение от подобного зрелища, второму всё равно, а третьему это придётся настолько по душе, что лесбийский секс станет неотъемлемой частью его эротических фантазий.
– Кстати, это мысль. Ты пробовала подобное?
– С другой женщиной? Нет.
– Считай, что эта строка уже есть в твоём приговоре.
– Это должно меня испугать? Разочаровываешь. Но я не договорила. Откуда разная реакция на то или иное событие у примерно одинаковых людей? Тысячи и тысячи факторов накладываются друг на друга, приводя к определённому результату? Возможно, вполне возможно. Однако мне больше нравится версия о предрасположенности к чему-либо, данной с рождения. Это ощущение безысходности, когда одному ребёнку уготовано стать великим спортсменом, другому ничтожным винтиком в системе, а третьему маньяком - это так пьяняще! А это чувство, когда я собственными руками убиваю людей, которыми восторгаюсь, это неповторимое и необъяснимое на словах смешение отчаяния и восторга, когда они перестают дышать - оно стоит больше всего на свете.