День Ангела
Шрифт:
И Никита, сбежав, не видел, как Олег Михайлович разъяренным Минотавром двинулся на кроваво-красное, как занес руку, как, получив оплеуху, ахнула и отшатнулась его жена, не ожидавшая столь грубого скандала. Он не видел, как замер от неожиданности, а потом разразился шепотками и гудением скандализированный светский рой.
И как два козлобородых любителя коньячку, не кто иные, как адвокаты супружеской пары Луниных, перемигнулись с полным взаимопониманием, улыбнулись и, потирая ручки, разошлись, преважно покивав один другому и поглядывая в сторону готовых изничтожить друг друга супругов. А потом, сделав круг-другой по фойе, встретились в укромном местечке
— К деньгам-с, Марат Адольфович?
— К ним, Платон Маркович! Ну-с, так до встречи в суде, Платон Маркович?
— Почему нет, Марат Адольфович?
— Уж будьте уверены, Платон Маркович! Прибыль пополам-с? По обыкновению? Али как-с?
— Договоримся, Марат Адольфович.
— Развод-с и девичья фамилия? Как полагаете, Платон Маркович?
— Так и полагаю, Марат Адольфович. С выплатой охренительной компенсации по брачному контракту. Ах, стервочка! Цветочек! Восхищен.
— Полагаете, заранее обдуманная провокация-с? А, Платон Маркович?
— Так я вам все сразу и сказал, Марат Адольфович, хитрый вы змей! Может быть, вам еще и развернутый план защиты представить в папочке с голубой каемочкой? И ключ от банковского сейфа?..
— И где ваша лояльность, милейший Платон Маркович, по отношению к собрату по профессии-с?
— Где-где… В суде, милейший Марат Адольфович. А вы думали где?
— Я… а-а-а… так и думал-с, Платон Маркович. Там и встретимся.
— Так к деньгам, полагаете?
— А то-с!!! К золотому дождю-с!!!
— Даная вы наша.
— А вы-то, Платон Маркович? Ха! Так что там, вы говорите, насчет развернутого плана защиты-с? Ась? Можно даже без голубой каемочки.
— По обстоятельствам, любезнейший Марат Адольфович. В первый раз, что ли? И от вас жду… ммм… Как это вы сказали? Слово такое? «Ло-яль-нос-ти»?
— Ну вы и задрыга, Платон-с Маркович!
— Вам того же, Марат Адольфович!
— Мерси-с! А почему бы нам вместе не состряпать сценарий, Платон Маркович? Или парочку, на всякий пожарный?
— А и правда что, Марат Адольфович!
— Так пополам-с? Прибыль-то?
— Ммм… Мое дело правое, Марат Адольфович…
— Так пополам-с?
— А и черт с вами! Пополам!
Беготня. Беготня. Беготня как способ существования. Хомо бегающий. Бегущий. Оказывается, и такое бывает на белом свете. Беги, малыш, беги. Никита летел обезумевшим спринтером. Несся аж сквозь стены, не замечая преград на пути. Пролетал сквозь них, словно раскаленная, злобная, яростная — бездумная и смертоносная — альфа-частица после атомного взрыва. Так ему мнилось. Бежать! Лететь! Как можно дальше. Весь мир против. Адский морок. И любимая в объятиях богатого старика-отца. Что за дела? Какое нынче тысячелетие на дворе? Что за роковые жернова? Что за непогода в космосе? Кто там портачит? Глючит, глючит что-то небесный комп, поизносился, маленький. Разве в наше время так бывает, чтобы любимая?.. Ах черт, просто зациклило на том, что она любимая. Все время забывается, что… Что все кончилось, сердечный вентиль закручен до упора, и ни капли любви не просачивается вовне. Сухо, сухо в душе, и неплодна стала душа, как пустыня.
…Сколько можно бегать-то? Беги, чтобы тебя поймали, высветилась в голове у Никитушки подходящая цитата.
Вот именно, не просто беги, чтобы в сумасшедшем движении остудить страшное оскорбление, довести его до излета и втоптать еще горячее, жгучий красный уголек, в сыру землю-мать, не просто беги, разрешая свои эмоциональные
Мордовороты немного задержались у вертушки — у стеклянной мельницы на выходе из клуба, так как одновременно ткнулись в противоположные стеклянные крылья и не сразу сообразили, что держат друг друга, в бессилии наблюдая сквозь несокрушимое стекло, как улепетывает барская добыча. Но прихрамывает, однако, добыча. Добыче невыносимо жмут узконосые лаковые туфли, да и подошва тонковата бегать по неровному, в острых камушках, асфальту. И кто это придумал в асфальт камушки добавлять? Человеконенавистник, не иначе. Все ноженьки собьешь, изранишь. Это вам, господа, не зеркальный паркет клуба «Орфеум», где сверкают, скользят, изящно переминаются и мелодично расшаркиваются перед атласными лодочками на шпилечках такие вот аристократически субтильные долгоносые баретки. Это вам не зеркальный паркет, господа, это гораздо хуже.
Наказание, пытка, а не шузы! И Никита сбросил на бегу этот кошмар и спрыгнул на несколько более ровную, укатанную, хотя и трещиноватую, проезжую часть. Лаковое наказание полетело в разные стороны, и вечно пьяненькое существо с невеликим мешком пустых бутылок, в драненькой тельняшке под помоечного вида бушлатиком, почти уверовав в чудеса и в благость Божьего промысла, нацелилось подобрать такую ниспосланную красоту. За которую магазинная Лизавета выдала бы пару серьезных пузырей, уж точно.
Но не тут-то было. Не сбылись упования убогого, еж т-твою, как всегда! Злые вороги налетели, изругали, побили бутылки коленками своими, совсем бесчувственными коленками, должно быть, и отобрали сверкающие ботинки у нищего человека. «Две тыщи баксов! — завопил один. — У тебя не треснет, чучело?!!» Это, стало быть, нищий больной человек чучело. И попрыгали в черный «Мерседес» — одно слово, вороги. И полете-е-ели, как на акуле-каракуле.
А того малахольного, кто ботинки скинул (стибрил, ясен пень, а иначе чего бы скидывать стал, улепетывая так, что галстук вился аж далеко за спиной вороватым и подлым пиратским вымпелом?), того, кто скинул, вороги, обидчики нищего больного человека, нагнали в эйн секунд. Где ж ему против «Мерседеса»-то на своих двоих босых? Нагнали, скрутили, наподдавали и головой вперед пихнули на заднее сиденье. А ты не воруй! Зелень подкильная! Червь гальюнный! Чтоб тебе мозги меридианом вышибло! Ты воруешь, а из-за тебя страдают нищие больные боцмана, хотя и бывшие. Тля сухопутная! Камбала, мачтой тр-р-раханная!! Во-о-оррр!!!
Но спившегося в дудку боцмана никто из заинтересованных лиц не слышал, и только серо-полосатый гулящий кот, приняв боцманово раскатистое рычание за нешуточную собачью угрозу, присел на четыре лапы, встопорщил усы, прижал уши, проверил боевую готовность когтей и повел диким зеленым глазом. Но, не обнаружив в непосредственной близости негодяйствующих собак, расслабился, махнул пыльным пушистым хвостом, внимательно глянул вслед убегающему черному и плоскому, что твой лаковый штиблет, «Мерседесу», рассудил на основании каких-то своих кошачьих премудрых расчетов, что все обойдется, и пошел себе не торопясь, вольной походочкой, по своим подвально-чердачным делишкам, презрев рыкающего попусту пьяного, дурно пахнущего хама.