День без смерти (сборник)
Шрифт:
Клоб плюнул и, прихрамывая, пошел домой. Свернув для того, чтобы сократить путь, в проходной двор, он чуть не налетел на какое-то громадное существо. В руке оно сжимало граненый стакан, наполненный на одну треть беловатой жидкостью.
— Лазют тут всякие, — проворчало существо. — Не дают людям проходить курс лечения. Ишь, напялил шляпу, шары твои бесстыжие.
Клоб трусливо прошмыгнул мимо и побежал, слыша за спиной какие-то малопонятные ругательства.
На улице он едва не затоптал процессию полосатых, покрытых длинным мехом гусениц,
Так, все верно. Вот шарманщик с побитой шарманкой. Несомненно — совершенно знакомый. И шарманка у него та же, как и жалостная песня: “Жили-были три бандита”.
Потом книжный киоск, все полки которого были заставлены “Справочником по ремонту швейных машин”. В киоске сидела толстая неопрятная продавщица, отгородившись от всего окружающего “Современным бушменским детективом”.
Потом — спортзал, на одной из колонн которого белел листок с объявлением: “Открыт набор девушек в секцию борьбы за жизнь по системе “Принимаю окружающий мир таким, как есть, не забывая, что он такой до тех пор, пока является таковым в моем сознании, значительно расширенном именно такими методами, которые приводят к таким же результатам”.
Тут Клоб нырнул во второй проходной двор, промчавшись сквозь него, ворвался в арку, благополучно ее миновал и очутился на следующей улице, где наконец и увидел свой дом.
Осторожно проскользнув в темноту подъезда, Клоб стал крадучись пробираться по лестнице, нащупывая в кармане ключ…
Да так и замер.
Площадкой выше разговаривали двое.
И тут же Клоб почувствовал, что какая-то опасность прячется в темноте подъезда. И даже не сама опасность, а так, некий намек на нее.
Хулиганы?
Тут Клоб себя пожалел. Хотя и понимал, что жалеть в общем-то нечего. Кто он? Маленький человечек, ничем не отличимый от тех сотен муравьев, исчезающих каждый день, не оставив после себя даже воспоминаний, а только ощущение, что здесь, на этом месте что-то было. Вроде бы — живое. Но вот оно исчезло, и невозможно вспомнить — что.
Правда, может быть, он отличался от других умением делать слова?..
И некоторое время, стоя на пыльной лестнице, он цеплялся за эту мысль, хорошо понимая, что без нее не было бы надежды. А наверху говорили и говорили. Клоб понял, что искусство делать слова — не такое уже большое достоинство.
Осознав все это и прочувствовав, что стал пустым и безвольным, он двинулся наверх, мечтая, чтобы все побыстрее кончилось. Но тут появилась злость и напомнила, что в кармане у него что-то лежит.
Точно, там была металлическая расческа с длинной, тонкой и острой ручкой. Он сжал ее и пошел наверх, но тут же задел носком ботинка пустую бутылку, и та, со звонким шорохом прокатившись по бетонной ступеньке, упала вниз и разбилась.
Клоб замер и прислушался.
Хулиганы разговаривали.
— А это что? — спросил сиплый, прокуренный голос.
— А так… Вот тут нажмешь — он
— “А-а!” — передразнил прокуренный. — Тебе бы “а-а”, а объект не появляется. Вот скотина. И чего это он? Ведь всегда же приходил вовремя. А сейчас, когда вдруг понадобился, — нет его. Ведь время выходит. Вот что. Где же он, идиот… Ну ничего. Даже если он кое-что заподозрил, мы его достанем.
Теперь Клоб шел почти не таясь, думая о том, что предстоит… Так, обычное дело. Рулетка. Пан или пропал? Они тебя или ты их?
Мешало только чувство сожаления. Вот ведь, была же самая обыкновенная жизнь… Да, может, не яркая, и событий было маловато, но зато не надо особенно думать — все известно заранее. А теперь же он падал в неизвестность — стремительно, неудержимо.
Ступеньки кончились. Он повернулся и увидел площадку. Здесь имелось окно, в которое проникал скудный свет, и это давало возможность разглядеть мужчину с огромной мясорубкой в руках. А из-за его спины выглядывал кто-то, почти совершенно скрытый в полутьме. Виднелись только меховая шапочка, круглые любопытные глаза и остренький носик.
— Ну, иди сюда, — сказал мужчина и взял мясорубку поухватистей. Тот, кто прятался за его спиной, сдавленно захихикал.
Во рту у Клоба пересохло, он шагнул вперед…
Этажом выше открылась дверь. На лестницу хлынул свет. Нетрезвые голоса затянули:
И тут она ему сказала, ко мне, сердечный, не ходи!Сквозь это пение прорывался чей-то бас: “А мы по-простому… Раз вы для нас ничего делать не хотите, то и мы совершенно ничего…”
Человек с мясорубкой заметался, пытаясь запихнуть ее в клеенчатый футляр. Женщина, теперь ее хорошо было видно, вдруг подпрыгнула, мгновенно уменьшилась и исчезла в кармане его плаща.
А на лестнице уже виднелось множество ног. Штиблеты и импортные кроссовки, белые лодочки и чулки-сапоги на платформе надвигались на владельца мясорубки.
И тот перепугался еще больше и, судорожно замотав свое снаряжение в футляр, сиганул по лестнице вниз. Клоб еще успел посторониться.
А потом ему в лицо шибануло портвейном, “шанелью”, сивухой, тройным одеколоном, шашлыками по-карски, ливерной колбасой и ананасами.
Все эти запахи, к своему удивлению, Клоб уловил и разложил по полочкам. Но зато те, кто прошел мимо него, слились в какую-то пеструю, кричащую, лопочущую, визжащую’ массу, которую невозможно было расчленить на составляющие части. Она пронеслась, отшвырнув его к самой стене, и ринулась вниз.
Клоб успел заметить только ночной горшок на тоненьких ножках, из которого торчал стебелек ромашки. Горшок перепрыгивал через две ступеньки, прилагая бешеные усилия для того, чтобы успеть за своим хозяином.