День без вранья (сборник)
Шрифт:
Возраст – это единство формы и содержания. Молодые наполнены молодостью, у них молодые формы и радостное содержание.
Ирина тоже могла бы выйти в середину круга и задергаться в современном ритме включенного робота. Но на что это было бы похоже.
Не надо ни за кого прятаться, тем более за чужих и посторонних мужчин. Надо как-то с достоинством выплывать из этой реки страданий. Или тонуть.
Ирина вернулась домой. Вошла в комнату матери. Ясно, спокойно сказала:
– Мама, я не могу жить. И не буду.
– Можешь, –
Алик летел высоко над землей. Жуть и восторг. Впереди гора. Надвигается. Сейчас врежется… Но обогнул. Пролетел мимо. Очень близко увидел бок горы – как гигантская корка хлеба.
– Хорошо было? – спросил Андрей издалека.
Алик увидел себя в бабкиной комнате.
– Надо где-то баксы достать, – сказал Андрей.
Они вышли из дома и куда-то поехали. Алик больше не летал, но был непривычно легким, расслабленным. Они без труда перемещались по Москве, покрывали большие расстояния. Оказывались то тут, то там. В том числе оказались на Таганке, возле новой квартиры отца. Дверь открыла Люля.
– Отец дома? – спросил Алик.
– Игорь Николаевич? – уточнила Люля. – Проходи.
Алик прошел, а Андрей остался на лестнице. Спустился на полмарша вниз и стал ждать.
– Слушай, а ты чего за старика вышла? – доверительно спросил Алик. – Хочешь, я тебя трахну?
– Не хочу, – спокойно сказала Люля.
– Почему?
– Ты мне не нравишься. Поэтому.
Вышел отец и сказал одно слово:
– Вон…
Алик попятился и ударился о косяк двери. Поморщился. Почесал плечо.
– Вон, кому говорят, – повторил отец.
– Уйду, уйду, – не обиделся Алик. – Дай мне денег. Последний раз.
– Ничего я тебе не дам, – сказал Месяцев и добавил: – Скотина.
– На день рождения позвали, – объяснил Алик. – Надо подарок купить.
– Иди работать, будут деньги, – сказал отец. – Ступай вон.
Алик стоял на месте.
– Ты не расслышал? – спросила Люля.
– Уйду, черт с вами, – беззлобно сказал Алик. – Где бы денег взять. Дай в долг. Я отдам.
– Научишься себя вести, тогда приходи, – сказала Люля.
Алик ушел озадаченный.
– Ну как? – спросил Андрей.
– Никак, – ответил Алик. – Не понимаю, зачем старому человеку деньги. Деньги нужны молодым.
Алик и Андрей пешком пошли до Красной площади. Вся площадь была до краев набита людьми. Выступала какая-то крутая группа. Музыка, усиленная динамиками, наполняла пространство до самого неба. Ритм соединял людей и пространство в одно целое. Все скакали, выкидывая над головой кулак с двумя выдвинутыми вперед пальцами. Получался сатанинский знак. Толпа в основном состояла из молодежи, которая скакала, как на шабаше.
Алик и Андрей тоже выкинули над головой сатанинский знак и стали скакать. Алику казалось, что он зависает. И если подпрыгнуть повыше, то полетит. Жуть и восторг. Они заряжались от толпы и сами заряжали. Как в совместной
Денег хватило на бутылку водки и триста граммов колбасы. Колеса были.
Дома Андрей размешал колеса в стакане.
– Это что? – спросил Алик.
– Циклодол. При Паркинсоне прописывают. Я у дяди Левы украл.
Алику было плевать на дядю Леву с Паркинсоном. Он спросил:
– А что будет?
– Ничего. Он еще себе купит. У него рецепт есть, а у меня нет.
– Я не про дядю Леву. Я про нас.
– Глюки. Посмотрим.
Андрей размешал еще раз. Они хлебнули. Стали ждать.
Появились какие-то блоки из пенопласта. Из них составлялся космический корабль. Как в детском конструкторе.
– Ну как? – спросил Андрей.
– Скучно. Давай водки добавим.
Налили водки. Сделали по глотку. Алик добавил колес. Потом водки.
Космический корабль стронулся с места и мерзко задребезжал. Скорость нарастала, дребезг усиливался. Потом взрыв. Треск и пламя. Загорелась голова.
Алик дошел до телефона. Снял трубку. Набрал номер. Позвал:
– Мама….
И упал.
Трубка раскачивалась над остановившимися глазами. И оттуда, как позывные, доносился голос матери:
– Але… Але…
Ирина ничего не могла понять. Вроде бы она слышала голос Алика, но тут же замолчали. Наверное, отошел контакт. Алик часто ронял телефон. Он вообще не бережет имущество.
Ирина положила трубку и набрала номер Лидии Георгиевны. Алик последнее время жил в ее однокомнатной квартире, туда приходили его гости, туда перетащили видеомагнитофон. Грязь такая, что квартиру было легче сжечь, чем убрать. Но Лидия Георгиевна приходила, и убирала, и оставляла еду и свою пенсию. Она любила внука как никого и никогда. Это была главная любовь всей ее жизни.
Жили на деньги Ирины. Ирина взяла несколько частных учеников, детей миллионеров. За один урок платили столько, сколько раньше за год. Странное наступило время. С одной стороны, все разваливается. А с другой стороны, она впервые может достойно продавать свое образование. Свой педагогический дар.
Ирина снова набрала номер. Занято.
Надо было собираться, ехать к ученице.
Ирина не любила метро. Предпочитала наземный транспорт. Народу в троллейбусе набилось больше, чем он мог вместить. Ирину мяли и утрамбовывали. Но чем хуже, тем лучше. Если удобно сесть у окошка, наплывают мысли. А когда тебя месят и вращают, силы уходят на выживание и противостояние.
Ирина перестала ходить в общественные места: на концерты, в театры. Раньше входила в зал под руку с Месяцевым – и этим все сказано. А сейчас входит в зал, видит полный партер народа, где она никому не нужна. И никто не нужен ей.