День Благодарения
Шрифт:
– Но они же, вероятно, стоили целое состояние. Люси всегда подчеркивала, что Аллен ни разу и цента ей не дал на содержание детей, а он как будто строил грандиозные планы создать посреди пустыни что-то вроде туристического центра.
– Теперь они в цене, но я опередил спрос. Прежде их считали старьем. Даже хламом. И отдавали почти даром.
– А это? – Я кивнул на фотографические принадлежности.
Аллен улыбнулся странной многозначительной улыбкой:
– А! Это еще одно мое хобби.
Мне вспомнились все эти любительские снимки в семейном альбоме, плохо скомпонованные, скверно
– Ага, прежде я вовсю фотографировал, – добавил он, закрывая гараж. – Одно время даже подрабатывал этим. Ну и некоторые мои снимки никак нельзя было отдавать в лабораторию для проявления.
– О чем вы говорите?
– О том, что меня могли бы и арестовать. Да и в любом случае коммерческие проявка и печать по качеству самые дерьмовые. Вы никогда не добьетесь того, чего хотите, если только не возьметесь за дело сами. Ну и деньги экономишь.
– Да, кстати, они так все время и горят? – спросил я, указывая на мачту, покачивающуюся под ударами ветра, налетающего из ночи.
– Двадцать четыре часа в сутки. Это же бензозаправка. Мы никогда не закрываемся. Немного теряем на каждой заливке, но возмещаем количеством.
– Ваши счета за электричество должны быть очень велики.
– А оно бесплатное. Вон на том пригорке ветряк. Из отопительной системы, которую я раскурочил. Подключен к генератору у меня в трейлере. Ток поступает, пока дует ветер. А мачта – от закрывшейся радиостанции. Обошлась всего в пару сотен – они думали только о том, как бы поскорее выбраться отсюда. Я ее демонтировал, перевез сюда и смонтировал заново.
– Большой труд.
– Люси всегда говорила, что руками работать я умею.
Он засмеялся.
– Ну, да она и вам то же говорила, верно?
– Как мастер на все руки я безнадежен. Когда я сталкиваюсь с небольшой проблемой такого рода, то выписываю небольшой чек. И откуда вы знаете, что Люси говорила мне?
– Знаю, и все. Если говорить о Люси, так я там был и жил. И всю ситуацию на пленку записал, так сказать.
Расплывшись в улыбке, он мотнул головой:
– Так пошли.
Он широко зашагал через двор. Я пошел следом, держа руку в правом кармане плаща, чтобы замаскировать его вздутие. Пистолет я купил днем, когда повернул от аэровокзала не в ту сторону и оказался в одном из залов беспошлинной торговли. Огромное безликое пространство было исчерчено самодельными прилавками, укрытыми полосами материи или полиэтилена и украшенными вывесками, написанными от руки. С тем же успехом тут могли торговать антиквариатом или старыми книгами, но торговали оружием. Выставлены были образчики практически любых видов огнестрельного оружия. Правда, танков и ракетных установок я там не видел, но не сомневаюсь, что их можно было бы заказать. Во всяком случае, мне попался на глаза какой-то старый хрыч с автоматом за плечом. Бумажный флажок, торчавший из дула, извещал: «Всего 400 долларов. Почти не бывший в употреблении».
Пистолет я купил совершенно непреднамеренно у мрачного пузана, который назвался Лефти. Я объяснил ему, что мне надо как-то защищать
За углом разрушающегося помещения бензозаправки ветер дул свирепо и безжалостно. В алюминиевом трейлере, установленном на бетонных блоках, горел свет. Даррил Боб Аллен одним прыжком взял три ступеньки и открыл дверь.
– Входите, – пригласил он.
Внутри трейлер выглядел тесноватым, но уютным. Стены были обиты вагонкой, пол покрыт ковром. Стеллажи и шкафчики по обеим сторонам оставляли только узкий проход, который завершался маленьким жилым помещением с продавленным кожаным диваном, стерео и телевизором. В центре стояла чугунная печурка с трубой из оцинкованного железа, выведенной наружу через потолок. Воздух был теплый, с приятным запахом древесного дыма. В углу стоял деревянный торшер стиля тридцатых годов с матерчатым плоеным абажуром. Лампочки под ним то вспыхивали ярче, то почти угасали, как лампочки вывески снаружи.
– Немножко музыки?
Не ожидая ответа, Аллен нажал кнопку кассетника.
Из окна мне видно, как по улице
Девушка моя идет с другим
И с него не сводит глаз.
Он ее к себе прижал, как прежде я,
Если б умереть сейчас!
Он сделал несколько па в такт музыке. Несомненно, танцевал он хорошо – и грациозно, и ловко. Еще одно, что дала понять Люси в неосторожную минуту: в постели ее муж был и энергичен, и старался угодить ей.
– Что скажете? – спросил он.
Он имел в виду песню, а может быть, стерео, но я предпочел не понять.
– Вы прекрасно танцуете.
– Ну, не так, как Люс, – сказал он, садясь во вращающееся кресло. – Вот она была хороша. Все тело в это вкладывала, но никогда не теряла контроля. Никогда. Понимаете, о чем я? Всегда видно, если женщина хороша, и, уж поверьте мне, она была по-настоящему хороша.
Он засмеялся.
– На следующее утро она иногда жаловалась, что у нее ступни ноют. А я ей говорил: как это – ступни? А вы любите танцевать? Вы когда-нибудь с ней танцевали?
Вот она приходит.
О, она приходит.
Да, она приходит.
Вот приходит ночь.
Аллен внезапно выключил музыку и нажал кнопку перемотки. Пока лента перематывалась, он отошел в темный конец трейлера, вернувшись с квартовым кувшином канадского виски и двумя стопками. Раздался щелчок, перемотка кончилась. Он уложил кассету в футляр и, казалось, собрался убрать ее на полку стеллажа, заставленную другими аудио– и видеокассетами. Затем как будто передумал и положил ее на стол.