День бумеранга
Шрифт:
– Терри, кончай говорить обиняками!
– Он заявил, что, по имеющимся у него данным, вы с Ранди занимались на минном поле выяснением фактов… э… жаркого свойства. Он, кроме того, назвал тебя Жанной Дарк – Жанной Темных Сил. [73]
– Гм, – сказала Касс. – Остроумно.
– Наверняка не он сам это придумал.
– Да. Кто-то неглупый у него в помощниках. По каким еще «данным»?
– Слушай, выбрось это из головы. Он просто тебе мстит за то, что назвала его матереубийцей.
73
По-английски dark
– Перестань играть роль доброго дядюшки. А то я заплачу.
– Меняю тему. Итак, наш пострел хочет стать президентом. Говорил он тебе об этом, когда вы последний раз играли в постельные игры?
– Довольно гадко с твоей стороны!
– Дай такому один лестный заголовок, и вдруг он начинает слышать целый хор голосов. Призыв, которому он просто обязан внять. Воля народа.
– Я лично такой вариант исключаю. И не думаю, что, говоря это, проявляю нелояльность.
Терри фыркнул.
– Не проявляешь, конечно. Но я бы не исключал. Это же Америка. Земля свободных, прибежище чудаков. В девяносто первом году – ты еще была в пеленках – политику президента США, по опросам, одобряло девяносто процентов населения. Он только что эффектно выиграл войну в Персидском заливе. Полтора года спустя он проиграл перевыборы сексуально озабоченному губернатору Арканзаса.
– Большое спасибо. Я кое-что про это слышала. И к чему это все?
– Американская история – цепь несчастных случаев. Но при хорошем менеджменте… При верном подходе…
– Терри, этот человек продал меня с потрохами. С какой стати я ему буду помогать становиться президентом?
– Да, он оппортунист. И чем это его отличает от девяноста пяти процентов кандидатов в президенты?
– Я думала, циничное поколение – это мое поколение.
– Всю свою профессиональную жизнь, – сказал Терри, – я занимался превращением дерьма в конфетку. Мне почти пятьдесят. Я слышу, как постукивают каблуки Угрюмой Жницы. Время не ждет. Я хочу работать с… дерьмом высшей категории.
– Что ж, у каждого своя цель жизни.
Терри пожал плечами.
– Касс, я пиарщик. Может быть, это мой звездный час.
– Найди кого-нибудь – ну, не знаю – достойного.
– Клянусь, у меня к нему такое же отвращение, как у тебя. Даже более сильное.
– И поэтому ты хочешь помочь ему избраться президентом Соединенных Штатов?
– Тебе никогда не хотелось сделать в жизни что-нибудь крупное?
– Очень странный вопрос с твоей стороны. Я же была на обложке «Тайм». «Голос ее поколения». Проснись! Забыл?
– Я не так выразился. Беру слова назад. Прошу считать мое предыдущее заявление не имевшим места. Извини. Слушай. Я всегда хотел это совершить. Сыграть в высшей лиге. Помочь кому-нибудь взойти на вершину. Ну вот. Это мой шанс.
– На здоровье. Но я скорее буду есть гусениц с горячего тротуара.
– Где ты это подхватила?
Касс пожала плечами.
– От Ранди.
– Ну, смошенничал он маленько с «восхождением». Зато тридцать пять сенаторов.
– Перестань пудрить мне мозги. Это не по-дружески.
Терри наклонился к ней через стол.
– Да, он заключил
– И что мы от него хотим? – спросила Касс.
– Не знаю, – сказал Терри. – Что-нибудь придумаем.
– Касс! Входи, радость моя. Я по тебе соскучился.
Сенатский кабинет Ранди, как и большинство таких кабинетов, был просторным, и чтобы от двери дойти до стола, требовалось время, за которое сенатор обычно успевал подняться навстречу посетителю. Но Ранди навстречу Касс не встал. После того, как она побывала здесь в прошлый раз в день его судьбоносной речи в АББА, произошло некое, скажем так, изменение протокола. Он не только не встал ей навстречу, но вернулся к своей бумажной работе.
– Садись, садись, – сказал он, не поднимая глаз.
– Я, видимо… не вовремя? – спросила она прохладно.
– Ты? Что за глупости! Очень приятно, что ты заглянула.
– Я не ослышалась? Ты действительно сейчас сказал: «Очень приятно, что ты заглянула»?
– Да. А что?
– Да ничего. Просто сенаторы обычно говорят такое, не знаю… учителю года округа Барнстабл или какому-нибудь чиновнику, ответственному за градостроительство.
– Значит, не перестала еще сердиться?
– На что я могу сердиться? Разве только на то, что ты полностью переписал законопроект о «восхождении» и не удосужился мне про это сообщить.
– Пойми, прелесть моя, есть такая штука, как реальный мир, и есть такая штука, как сенат США. У нас имеется шанс забить гол.
– Только в чьи ворота, бомбардир ты наш?
Ранди бросил на нее раздосадованный взгляд, словно только ее упрямство мешало признанию его политического гения.
– Не знаю, как это еще сформулировать. Нам нужны бумеры.
– А я-то думала, идея в противостоянии бумерам.
– Может быть. Но лучше, чтобы они были в твоем шатре и мочились наружу, чем наоборот.
Касс уставилась на него.
– Это из Джефферсона или из Медисона цитата?
– Ты хочешь, чтобы законопроект прошел, или нет?
– В данный момент нет. Ты взял мой метавопрос и пустил его на жирный навар для бумеров. Я не для этого согласилась участвовать.
– Сожалею, что демократический процесс не соответствует твоим высоким требованиям. Привет от меня Аристотелю и Периклу.
У него был тот самый маленько потусторонний вид. Касс встала.
– Ладно, желаю удачи.
– Ты что, уходишь? – спросил он. Вдруг его лицо стало более человеческим.
– Нет, не ухожу. Бегу со всех ног.
– Нет, Касс, давай-ка сядь. Послушай. Как-нибудь мы это урегулируем.
– Я тебе не лобби, Ранди.
Он улыбнулся.
– Да. Я понимаю.
Он встал и, прыжками обогнув стол, приблизился к ней. Касс поняла, почему он не стал вставать при ее появлении. Он был без протеза. Она захихикала.
– Извини, – пробормотала она. – Это просто… не знаю… по барабану!
– Смейся, смейся над калекой. Все вы такие.
Он доскакал до двери и запер ее.