День Черного Солнцеворота

Буховцов Александр

Короста с силой воткнул нож в стол и заерзал на лавке, обиженно посматривая на кота. Морда Нагла потеряла четкие очертания, съехала на бок, черный нос превратился в фиолетовый пятачок. Тошнота подступила к горлу Коросты, боль раскаленным гвоздем пронзила печень и сразу отступила. Жалость к себе липкой рукой сжала его сердце.

– Считаешь меня дураком?! – закричал Короста. – Или ты надо мной издеваешься?! Раз за разом я задаю тебе один и тот же вопрос: «Где Карага?», но ты, вместо ответа, морочишь мне голову странными разговорами.

Я давно подозревал, что ты меня ревнуешь к ней! Ты хочешь меня убить! Я вижу твою душу насквозь! Ты подлая и наглая тварь! Я тебя ненавижу! – Короста схватился одной рукой за лавку, другой за стол, склонился на бок и его вырвало.

– На чем я остановился… – задумчиво произнес Нагл, не открывая глаз. – Да… Мир, в котором мы живем, это безумные святки и праздник опившихся брагой скоморохов. Черти носят человеческие маски и одежду, люди оборачиваются волками, животные излучают мудрость и благородство. Вот, к примеру, возьмем меня… Утонченная душа ученого, поэта и философа заперта в теле кота. Вместо амброзии, я вынужден питаться мышами и пить болотную воду. Мне навязываются в друзья различные проходимцы и тупицы, не способные оценить по достоинству изысканное угощение. Ну, что ты плачешь? Губы дрожат, руки трясутся… Ты мужик, Короста, или баба?

– Отстань! – Короста закрыл ладонями лицо, на стол капали слезы. – Я тебя не понимаю.

– Ах, теперь отстань… Короста, – кот открыл глаза, навалился на стол и зашептал, – Короста, ты меня хорошо слышишь?

– Что? Чего ты хочешь? – рыдал Короста.

– Я хочу помочь тебе, – прошептал кот и воровато оглянулся. – Пропадешь, ты, Короста.

– Что? О чем ты говоришь?

– Тучи… тучи собрались над тобой, вот что. А ты сидишь тут и рыдаешь. Бежать тебе нужно, без оглядки бежать.

– Я тебя не понимаю… – в голове у Коросты раздался легкий звон и невнятные голоса.

– Что непонятного? – прошептал кот. – Тучи, говорю, собрались. Что непонятного? Бежать тебе нужно.

– Куда? Куда бежать? От кого?

– Она все знает.

– Кто? Что знает?

– Она все знает, – яростно зашептал кот, – но у тебя еще есть время. Она у дальней стены лабиринта, это три дня ходу. Беги без оглядки. Она все знает и придет за твоей душой.

– Карага все знает? – испуганно спросил Короста.

– Все, все знает, – кот не мигая смотрел в его глаза. – Я пытался объяснить ей, что ты не виноват, но она и слушать не хочет! Она придет за твоей душой. Она выпьет ее без остатка!

Короста хотел встать из-за стола, но ноги не слушались.

– Я вижу, тебя сморило от печного жара, встать не можешь, – прошептал кот. – Тебе конец, Короста.

– Что она знает? Я ни в чем не виноват. Знает, что я люблю ее? Я люблю Карагу. Неужели она прозрела и увидела, как сильно я ее люблю? Без нее мне не жить. Брошусь в болото, – слезы снова покатились по щекам Коросты. – Нагл, передай ей от меня подарки.

– Какие подарки?

– У висельника вырезал язык и желчный

пузырь, – Короста громко высморкался и отер рукавом липкий пот с лица.

– Это все подарки, которые ты привез Караге? – спросил Нагл пристально глядя на собеседника.

Короста уставился в пол и ничего не ответил.

Кот слез с лавки и на задних лапах подошел к Коросте.

– Некрасиво, – сказал Нагл, обнюхивая Коросту. – Говоришь, что любишь, а сам… Что прячешь за пазухой?! – страшным голосом закричал Нагл.

– Разрыв-траву!

– Разрыв-траву?

– Да! Разрыв-траву!

– А где ты ее добыл? – спросил Нагл, мягкой лапой поглаживая Коросту по голове.

– Еж подарил.

– Как зовут ежа?

– Я не знаю, он не сказал.

– Дальновидно – не называть свое имя незнакомцу… Где она?

Короста вынул из-за пазухи платок с завернутой в него Разрыв-травой и положил на стол.

– Вот ты какой… – прошипел Нагл. – Люблю, говорит, люблю… А сам… траву спрятал.

Тошнота снова подступила к горлу Коросты, а осуждающие голоса в голове зазвучали громче. Он упал с лавки и попытался выползти за пределы светового купола, но руки, вслед за ногами, перестали слушаться. Пальцы на передних лапах Нагла удлинились, он взял со стола платок и осторожно развернул.

– Ничего особенного, – сказал Нагл, рассматривая увядший цветок, – но какая сила таится в нем… Знаешь, Короста, ты похож на Разрыв-траву. Борода, как растрепанный веник, горбатая спина, ноги кривые, зубы гнилые, и в голове у тебя не лучше. Но и в тебе что-то есть такое… Подумать только, влюбился в Карагу! Нет, ты не подумай, что я считаю Карагу недостойной любви и поклонения всякого, кто ее знает или слышал о ней, это я тебя считаю неспособным подарить Караге любовь.

– Почему ты так думаешь?

– Лед согреть не может. Чтобы передать тепло, льду нужно стать горячей водой. Короста, ты должен измениться. Став иным, ты сможешь любить Карагу и получишь ее любовь в ответ. Гусеница не способна порхать вокруг цветка, пока у нее не отросли крылышки, – Нагл взял вялую руку Коросты, поднял и потряс. – Разве это крыло? В болотной пиявке больше силы и красоты, чем в тебе.

– Я умираю. Ты убил меня, людоед проклятый. Не чувствую ни рук, ни ног, и сил у меня не осталось. Чтоб ты подавился моими костями, чтоб кусок моего мяса встал у тебя поперек горла. Что плохого я тебе сделал?

– Наговариваешь на меня, – с обидой в голосе сказал Нагл. – Отравитель-губитель… Ну, добавил я в пищу кое-какие травы, но это же для твоей пользы! Потом ты меня благодарить будешь! Еще попросишь у меня прощения! А я, что… прощу, конечно. Великодушен я и добр.

– Переверни меня на спину. Хочу умереть, глядя в твои бесстыжие глаза. Буду приходить к тебе во сне и душить. Сяду на грудь, скрестив ноги, положу холодные руки на твою черную мохнатую шею и, что есть силы, сдавлю. Захрипишь тогда… Каждую ночь буду приходить.