День Черных Звезд

Эльтеррус Иар

– Начинаю анализ того, что происходило во время попытки перемещения, – ответил искин. – Результаты будут в течение часа.

Все потрясенно молчали. Сэфес прекратили свою беседу и пересели на лавку к Таенну и Ри. Скрипач продолжал разглядывать портрет, который ему вернули, задумчиво поглаживая изображение девушки пальцем и чему-то улыбаясь. Наконец Таенн, которому это надоело, отобрал у него лист, смял и выкинул в урну, стоящую рядом с лавкой. Скрипач с неприязнью посмотрел на него, снова куда-то ушел и через некоторое время вернулся с еще одним портретом, таким же, как первый, и даже немного почище. Он уселся на корточки и снова принялся с интересом разглядывать девушку.

– Да ну его, пусть развлекается, – остановил Таенна Ри, заметив,

что Бард снова примерился отнять листок. – Смотри, а она похорошела. Вчера была замухрышкой, а теперь – настоящая красивая девушка. И волосы у нее светлее стали.

– Это, конечно, очень важно, – сварливо сказал Бард. – Особенно та часть речи, которая про волосы. Скажи проще – ты в нее втюрился, и теперь радуешься, что ей удалось добиться того, что хотела. И не мотай головой! Влюбился, как мальчишка, и боишься в этом признаться. Потому тебе глубоко наплевать, что мы тут застряли, и неизвестно, по какой причине.

– Не надо говорить за меня, – раздраженно буркнул Ри. – Все, не мешайте. Я работаю.

Некоторое время они просидели молча, а потом Ит предложил:

– Может, мы со Скрипачом пройдемся немного? Нам-то все ладно, а ему скучно тут сидеть.

– Я с вами, – вызвался Таенн.

– Мы останемся с Ри, – отказался Леон. – Дождемся ответа искина и поможем, если будет нужно, закончить расчет.

– Хорошо, – согласился Бард.

* * *

Портреты Марии Дельгато встречались в городе часто, чуть не на каждом углу. Те из них, что принес Скрипач, оказались старыми, наклеенными у входа в парк, на большую доску для объявлений. В городе отыскались и поновее, и даже цветные – на них Мариа была изображена перед микрофоном, представлявшим из себя сложную и громоздкую конструкцию из решеток, сеток и проводков. Лицо ее на портретах выглядело строгим и одухотворенным, лишь на малой части портретов она была без микрофона и улыбалась. Там было видно, что в сущности она совсем еще девчонка, вот только глаза на всех портретах ее выдавали – и в строгом виде с микрофоном, и в легком платье, и с улыбкой она оставалась глубоко, неистребимо печальной. Ит заметил, что девушка отпустила волосы, стала укладывать их в сложные, порой даже вычурные прически, и подумал, что прежняя короткая стрижка шла ей больше – прическа, призванная сделать вид девушки более взрослым, словно принадлежала другому человеку. У человека с такими волосами не может быть таких глаз.

– Забавно, что единственным полузнакомым персонажем на этой планете для нас стала эта дура, – с неприязнью сказал Таенн, разглядывая портрет.

– Почему дура? – обиделся за девушку Ит.

– Да потому, что дура, – назидательно повторил Бард. – Потому что эта дура лезет куда?

– Ты вообще о чем? – удивился Ит.

– Дура лезет во власть, разве ты не видишь? – прищурился Таенн. – Если хочешь, давай зайдем куда-нибудь и послушаем, что за передачу она ведет и откуда такая популярность. Спорим на что хочешь, но она с помощью этой своей передачи хочет не помочь кому-то, как написано на этих плакатиках, и даже не найти себе богатого мужа. Она метит выше.

Ит пожал плечами. В подобных вещах он не понимал вообще ничего и никогда не стремился понимать. Сейчас его гораздо больше волновало, удастся ли им выбраться с планеты, и ему не было никакого дела до судьбы какой-то там радиоведущей. Однако Скрипачу девушка явно понравилась – пока они шли по городу, он, увидев очередной плакат, принимался улыбаться и хлопать в ладоши. К концу прогулки Ит и сам был уже готов признать, что Скрипач – идиот. Идиота надо было как-то успокоить, поэтому Ит позволил ему отодрать от стены очередной плакат (на них косились прохожие, но замечаний никто делать не стал), и довольный Скрипач спрятал портрет девушки в карман, предварительно аккуратно сложив.

Побродив еще немного, они зашли в кафе на шумной городской площади и сели поближе к большому черному приемнику, стоящему в углу. Сейчас из него доносилась какая-то музыка (Иту она показалась

приятной, а Бард брезгливо поморщился и пробормотал что-то про примитив), но вскоре музыка смолкла, и из приемника донесся голос, произнесший:

– Здравствуйте, дорогие сограждане! С вами снова социальная передача «Голос народа», и я, Мариа Дельгато. Хорошего вам отдыха после долгого трудового дня! К сожалению, не для всех этот день был хорошим. К нам в редакцию приходит множество писем, и я перед каждой передачей читаю их и отбираю те, которые рассказывают о самых ужасных и унижающих достоинство рабочего человека случаях. Сегодня мы поговорим о том, что случилось с достойным тружеником порта, пятидесятилетним Армидаро Раэрико. Бессменно проработавший всю жизнь в порту, Армидаро из-за несчастного случая на работе лишился левой руки и потерял работоспособность. Его семья голодает, а ему даже не назначили пенсию! Ему пришлось самому оплачивать услуги врачей, и теперь он и его семья могут оказаться на улице! – голос ведущей, до этого более или менее спокойный, обрел вдруг силу, в нем зазвучали требовательные, властные ноты. – Куда смотрит профсоюз? Куда смотрите вы, дорогие сограждане? Сколько мы еще будем терпеть власть высшего класса, отбирающего у нас последние гроши и не дающие никаких привилегий?! Кто поможет несчастному Армидаро и его семье?.. Сколько еще мы будем терпеть гнет и предаваться пораженческим настроениям?..

– Пошли отсюда, – Таенн встал. – Мне все ясно.

– Ну, пошли, – согласился Ит. Он поманил Скрипача, и они вышли из душного кафе обратно, на залитую вечерним солнцем улицу.

– Сильна, однако, – пробормотал Бард. – Заметил, на что она давит?

– Ничего я не заметил, – отмахнулся Ит. – То есть я заметил, что вы на ней поочередно съезжаете, – он удивился про себя, откуда в голове вдруг появилось это не совсем приличное слово «съезжаете», причем неприличное именно в контексте, а не просто так. – Сначала Ри, затем Скрипач, теперь вот ты. У меня она никакого отклика в душе не вызывает. Я вас не понимаю.

Таенн задумался. Нахмурился, почесал в затылке, хмыкнул.

– Знаешь, в чем-то ты прав, – согласил он. – Она действительно почему-то привлекает внимание. Ладно, пошли к нашим. Надо уходить на станцию и двигаться дальше.

* * *

Снова «окно в космос», снова – планета, с одной стороны освещенная светом солнца, снова висящий в воздухе перед Ри визуал с вычислениями…

– Ну, давай, пилот. Не подведи на этот раз, – тихо сказал Таенн.

Пространство мигнуло. Ит закрыл глаза.

А когда открыл, обнаружил, что планета осталась все там же, где была.

– Ну что ж, вот теперь я могу сказать, что у нас действительно большие неприятности, – констатировал Морис.

– Ошибки быть не могло, – потерянно проговорил инженер. – Это невозможно.

– Это не твоя ошибка, – подтвердил Таенн. – Видимо, сиур дестабилизирован. Мы в ловушке.

Шесть дней святой Марии

Освобождение

Город изменился. И далеко не в лучшую сторону. То тут, то там виднелись следы недавних схваток: разбитые стекла витрин, перевернутые машины. Ветер с моря гнал по асфальту обрывки бумаги и мусор. Лица людей, в прошлый раз казавшиеся по большей части довольными, стали нервозны и тревожны. Видимо, совсем недавно тут что-то произошло, но что – пока оставалось загадкой.

В парке, в котором они сидели в прошлый раз, больше не было скамеек – как не было выложенных булыжником дорожек и урн. Все это пошло на постройку баррикады в конце улицы. Однако у входа в парк клубилась небольшая толпа и слышались не только тревожные, но и радостные голоса.

– …сегодня как раз свадьба. Да, что там!.. Последний год по радио от нее только про него и было слышно – Ральдо то, да Ральдо се…

– Молодец она, ох, молодец!.. Теперь заживем! Раз Ральдо у власти, не даст он своих босяков в обиду… А все она! Как его посадили, она одних маршей протеста чуть не сотню устроила…