День «Д». 6 июня 1944 г.
Шрифт:
Рундштедт категорически возражал. Он хотел, чтобы союзнические войска продвинулись в глубь Франции, где им можно было бы нанести решающий удар, используя их удаленность от американских и британских военных кораблей.
Это принципиальное расхождение в позициях двух командующих влияло на принятие решений вермахтом до, во время и после дня «Д». Рундштедт и Роммель всегда придерживались наступательной тактики, как, впрочем, и все высшие чины германских вооруженных сил. Но теперь им пришлось заняться проблемами обороны. Немецкие генералы не привыкли к этому, хотя Красная Армия уже должна была научить их такому искусству. В стратегическом плане они так и не усвоили урок, преподнесенный русскими, — что в условиях Второй мировой
Роммель исходил из того, что бомбардировки с воздуха затруднят передислокацию немецких войск, если не сделают ее вообще невозможной. Рундштедт считал, что в ходе сражения на побережье германские соединения окажутся под прямым обстрелом орудий союзнического флота.
Несмотря на разногласия, Роммель и Рундштедт отлично понимали друг друга. Во всяком случае, они были едины в том, что вторжение союзников произойдет, вероятнее всего, через Па-де-Кале. Рундштедт выступил с предложением передать группе армий «Б» Роммеля 15-ю и 7-ю армии, которые рассредоточились на территории от Голландии до реки Луара на юге Бретани. Гитлер согласился. 15 января 1944 г. Роммель принял новое назначение.
В конце ноября 1943 г. Рузвельт и Черчилль отправились в Тегеран на встречу со Сталиным. Советский лидер хотел знать, когда откроется второй фронт. Рузвельт заверил его, что вторжение определенно начнется весной 1944 г. Уже есть кодовое название, выбранное Черчиллем из перечня возможных вариантов, подготовленных британскими штабистами, — «Оверлорд». Сталин спросил, кто возглавит операцию. Рузвельт сказал, что решение пока еще не принято. Сталин в ответ заметил, что в таком случае он не уверен в серьезности намерений союзников. Рузвельт обещал, что назначение будет сделано в ближайшие три или четыре дня.
Несмотря на данное обещание, Рузвельт тянул с решением. Он предпочел бы назначить командующим «Оверлордом» начальника генштаба Джорджа Маршалла, а его пост передать Эйзенхауэру. Однако такой выбор создал бы совершенно абсурдную ситуацию: Эйзенхауэр возвысился бы над Маршаллом и, более того, над своим бывшим шефом — Макартуром, который уже командовал американскими войсками на юго-западном Тихоокеанском фронте. И все же Рузвельту очень хотелось предоставить Маршаллу возможность возглавить действующую армию, которую тот воспитал, подготовил и вооружил. Когда Рузвельт в начале декабря 1943 г. прибыл в Каир, он попросил Маршалла выразить на этот счет свое мнение, надеясь, что таким образом проблема разрешится сама собой. Маршалл ответил, что готов выполнить любое поручение президента, однако не считает себя вправе в такой ситуации высказывать собственные пожелания.
Рузвельт с большой неохотой все-таки сделал выбор. На последнем совещании в Каире он распорядился, чтобы Маршалл от имени президента отправил письмо Сталину. Рузвельт продиктовал: «С данного момента командующим операцией „Оверлорд“ назначен генерал Эйзенхауэр».
Этот самый ответственный в ходе войны пост достался Эйзенхауэру из-за отсутствия другой достойной кандидатуры. По крайней мере такой можно сделать вывод. Впоследствии Рузвельт, объясняя причины принятого им решения, говорил, что не мог спать по ночам, если Маршалл находился за пределами США. Кроме того, командующим должен был быть американец: Соединенные Штаты обеспечивали три четверти вооруженных сил «Оверлорда». Поэтому в итоге по принципу исключения выбор пал на Эйзенхауэра.
Но имелось множество аргументов в пользу выбора, сделанного Рузвельтом. Эйзенхауэр уже провел три успешные военные операции, причем при полном воздушном, морском и наземном взаимодействии с британскими войсками. Он хорошо ладил с англичанами, как и они с ним. Генерал Монтгомери, назначенный командующим
Адмирал сэр Эндрю Каннингем, первый «морской лорд», говорил Эйзенхауэру, что приобрел огромный жизненный опыт, когда служил под его командованием в Средиземноморье. Он восхищался тем, как американский генерал сплачивал силы двух наций, создавал «одну команду» из людей с различным происхождением и воспитанием, а зачастую с конфликтующими и даже несовместимыми мировоззрениями. «Я просто не верю, — говорил Каннингем, — что кто-нибудь еще, кроме вас, способен на это».
Ключевое слово — «команда». Эйзенхауэр всегда придавал особое значение действиям по принципу единой команды, и это его качество стало определяющим при назначении командующим операцией «Оверлорд».
7 декабря 1943 г. Эйзенхауэр встретился с Рузвельтом в Тунисе, когда президент сделал там остановку во время своего возвращения в Вашингтон. Рузвельта сняли с самолета и посадили в машину Эйзенхауэра. Когда автомобиль тронулся с места, президент обратился к генералу и как бы невзначай сказал:
— Ну что ж, Айк, похоже, тебе придется возглавить «Оверлорд».
Эйзенхауэр стал Верховным главнокомандующим Союзническими экспедиционными силами.
По настоянию Маршалла, Эйзенхауэр провел в Штатах двухнедельный отпуск, который сопровождался многочисленными брифингами и встречами. Он прилетел в Англию в середине января, приземлившись в Шотландии, откуда на поезде добрался до Лондона. 15 января 1944 г. Эйзенхауэр приступил к исполнению своих обязанностей.
Когда в июне 1942 г. Эйзенхауэр впервые посетил Лондон, для него был приготовлен номер в «Клэридже» — в то время лучшем и самом дорогом отеле города. Но ему пришлись не по вкусу швейцары в ливреях, богато украшенные холлы, черно-золотая гостиная и розовая спальня. Он перебрался в менее фешенебельную гостиницу, чтобы обеспечить себе более спокойное пристанище. Это был небольшой, скромный домик в Кингстоне (Суррей) под названием «Телеграф-коттедж».
Возвратившись в Лондон в январе 1944 г., Эйзенхауэр сразу же решил, что штаб-квартира операции «Оверлорд» не должна находиться в городе. Черчилль, американский посол и другие высокопоставленные лица могут заявиться в любой момент, и, кроме того, ночная жизнь большого города будет слишком соблазнительна для персонала. В течение двух недель командующий переместил штаб-квартиру в пригород, в Буши-парк. Здесь практически всем, несмотря на недовольство, пришлось расположиться в палатках. Для Эйзенхауэра помощники подобрали поблизости особняк на Кингстонских холмах, но генерал посчитал его для себя слишком большим. Он поинтересовался, кто занимает «Телеграф-коттедж», и узнал, что в нем разместился маршал авиации Артур Теддер, заместитель Верховного главнокомандующего. Тогда Эйзенхауэр настоял на том, чтобы обменяться резиденциями со своим замом. В итоге он оказался в самом непритязательном доме по сравнению с генералами Великобритании.
Когда Роммель приехал в Париж в начале января 1944 г., чтобы встретиться с Рундштедтом (пребывавшим в роскошном отеле «Георг V»), город ему показался настоящим вавилонским столпотворением. Он, как и Эйзенхауэр, решил подыскать для штаб-квартиры какое-нибудь другое место. Морской помощник, вице-адмирал Фридрих Рюге, сказал, что у него на примете есть такое местечко. На пути с побережья в Париж ему довелось сделать остановку в «Шато-ла-Рош-Гийон» на берегу Сены в деревеньке из 543 жителей, находящейся всего в 60 км от Парижа. В продолжение нескольких столетий в этом замке проводили время герцоги Ларошфуко. В конце XVIII в. в нем гостил Томас Джефферсон, американский посол во Франции и друг самого знаменитого из герцогов — писателя Франсуа де Ларошфуко.