День «Д». 6 июня 1944 г.

Амброз Стивен

«И все же во мне что-то изменилось, — продолжает Фицджеральд. — До этого момента я больше думал о спасении. Первый в моей жизни бой поверг меня в шок. Но испуг стал проходить. Мне уже было начхать на немцев, на грязь и грохот, на то, что нам могут дать отпор».

Другие десантники испытывали то же самое. Когда подполковник Краузе послал роту «И» атаковать вражеский фланг, она действовала смело и даже нагло. Парашютисты вступили в открытую схватку с передовой колонной танков и подбили базуками и гранатами «Гаммон» несколько машин. Пехота под

градом пуль отступила. «К концу дня, — говорит Фицджеральд, — немцы больше не решались пойти на нас».

Подкрепления доставлялись по воздуху. Планеры летели к Сент-Мер-Эглизу со всех сторон. Пилоты опасались идти на посадку. По ним из автоматов и ручных пулеметов палили взятые в кольцо немецкие стрелки. Поля казались слишком узкими, а заросли живых изгородей — чересчур высокими. Врезаться в них не составляло большого труда.

«Я стоял на обочине дороги, — рассказывает лейтенант Койл, — и вдруг позади меня раздался треск ломающихся кустов. Планер подлетел бесшумно, но, идя на посадку, попал в живую изгородь. Я метнулся в канаву, а планер, прорвавшись через заросли, воткнулся в дорожное полотно и распростер крылья надо мной. Мне пришлось из-под него выползать».

Сержант Сэмпсон тоже прижался к земле, увидев, как планер врезался в кустарник: «Его хвост торчал под углом 45 градусов. Я подошел, чтобы выяснить, могу ли чем-нибудь помочь. В борту образовалась большая дыра. Из нее гурьбой повалили солдаты, как пчелы из улья. Они стремглав мчались в лес и исчезали. Я пытался их остановить, кричал, что здесь свои. Но они бежали мимо, как будто меня там и не было».

Всю ночь немцы запускали осветительные ракеты, слышались пулеметные очереди, бахали минометы, иногда раздавались оглушительные залпы 88-мм пушек, которые били по Сент-Мер-Эглизу.

«Они вели себя вызывающе, — говорит Сэмпсон. — Они орали, словно собираясь пойти в атаку. На нас накатывался огневой вал, потом автоматные очереди, снова огневой вал, опять очереди. На какой-то момент все затихало, затем устрашающая стрельба разгоралась с новой силой. Я приник к миномету. Как мне хотелось ударить по фрицам, но я боялся задеть наших. Трудно было разобраться, где свои, а где враги.

Противник так и не отважился атаковать. Может быть, немцы надеялись своими криками и огнем обратить нас в бегство. Я пытался представить себе то, что происходило на берегу, и тревожился: «Почему до сих пор нет пехоты? Ей давно пора быть с нами».

Я о многом передумал в ту ночь. Меня беспокоило, что высадка с моря могла закончиться неудачей. Что тогда случится с моей страной, с людьми, которым мы стараемся помочь? Я почти не сомневался в том, что не доживу до рассвета. Нет, я не испытывал страха. Я желал лишь одного: если мне суждено погибнуть, то я должен забрать с собой как можно больше фрицев. Мне хотелось, чтобы они напали, чтобы я видел их собственными глазами. Я хотел видеть перед собой горы их тел. Тогда было бы легче и умирать».

Американские парашютисты отвоевали Сент-Мер-Эглиз. В официальном

докладе об операциях союзнических сил на Европейском театре войны их действия расценены «как самое значительное достижение 82-й дивизии в день „Д“. Другую блистательную победу одержал капитан Крик в Шеф-дю-Пон. Однако на западном берегу Мердере разрозненные, окруженные немцами отряды сражались, скорее, чтобы выжить, а не овладеть какими-то определенными целями. Связь между ними практически отсутствовала. Генерал Риджуэй серьезно опасался, что еще до прихода пехоты дивизия будет уничтожена, так и не успев консолидироваться.

На востоке, ближе к побережью, 101-я дивизия захватила дамбы и соединилась с американскими морскими десантниками. Она многих недосчиталась: из 6600 парашютистов, сброшенных в Нормандию в ту ночь, к концу дня только 2500 человек вели более или менее организованную борьбу с немцами. Некоторые подразделения, как, например, отряды полковника Джонсона на Ла-Баркетт и капитана Шеттла у мостов в нижнем русле Дув, оказались в изоляции и сражались в одиночку. И все же 101-я выполнила свою главную задачу — обеспечила продвижение в глубь материка 4-й пехотной дивизии.

Трудно привести данные о потерях парашютистов в день «Д»: они не выделялись отдельной строкой в общих сводках об убитых и раненых за последующие недели. Возможно, 10 процентов. Это гораздо меньше, чем предсказывал маршат авиации Ли-Маллори, но невероятно много для одного дня битвы.

Можно утверждать, что уровень потерь слишком высок. Однако действия парашютистов помогли 4-й дивизии с минимумом жертв высадиться на берег и двинуться в глубь континента, что оправдывает самую масштабную в истории воздушно-десантную операцию.

Ли-Маллори настаивал на том, чтобы Эйзенхауэр отказался от сброса парашютистов и направил их за морским десантом. Эйзенхауэр не сделал этого и поступил правильно, 4-я пехотная дивизия, вероятно, смогла бы сойти на берег и преодолеть дюны и без поддержки за передовыми линиями противника: немецкая оборона на взморье была слаба и в значительной мере смята «Мародерами». Но вряд ли ей удалось бы без серьезных потерь и затруднений миновать дамбы через зоны затопления.

101-я дивизия выполнила две важнейшие задачи. Парашютисты с тыла захватили выезды и вывели из строя батареи в Брекур-Манор, Олди и на других участках побережья, откуда немцы могли наносить смертельные удары по десантным судам и высаживавшейся с них пехоте.

Генерал Маршалл хотел, чтобы Эйзенхауэр сбросил парашютистов еще дальше в глубь Нормандии, на расстоянии чуть ли не 60 км от взморья. Эйзенхауэр отказался. Он исходил из того, что легковооруженные десантники не смогут эффективно действовать в глубоком тылу противника. Положение, в которое попали разрозненные группы 82-й дивизии к западу от реки Мердере, указывает на то, что Эйзенхауэр скорее всего был прав.

17. Гости ада. 116-й полк на «Омахе»