День Гнева
Шрифт:
– Схватите Инфо-кардинала! Не дайте ему обратиться к народу и пустить еретическую информацию!
Маритон, как оставшийся единственно способный к выполнению миссии поднимается и бегом устремляется е лифту. Вызывав его он становится на полукруглую пластинку, которая вмиг доставляет его на сороковой этаж, где потребовалась всего пара секунд, чтобы обнаружить нужный кабинет.
– Вы арестованы именем Информократии! – заходя в помещение, уставленное повсюду у стен высокими под потолок чёрными ка ночь системными блоками, высотой до трёх метров.
Огромные и могущественные системные блоки, средь которых
Отступник медленно поднимает взгляд на вошедшего парня, отрываясь от работы за связующим ноутбуком. Правый глаз – живой, цветом лазурной небесной глади, а вот по левой стекают ручейки крови, идущие из пустой глазницы. Левый глаз выдран, а там где глазная впадина, зияет бездна и лишь два прозрачных проводка её маленько рассеивают. Аккамулярий понимает, что обезумевший макшинослужитель себе выдрал глаз, но зачем? Решил избавиться от всего, что его связывает с Информакратией?
– Мёртвых не арестовывают, – тяжело заявляет старик в фиолетовом стихаре, расшитым неоновыми нитями, стоящий посреди комнаты у столика к которому тянутся тысячи проводов. – Можешь прямо сейчас меня убить, но это ничего не изменит. Я собираюсь свершить то, что откроет людям глаза!
– Что вы собираетесь сделать? – целясь в голову, вопрошает Маритон.
– Рассказать истину, вот что. Макшина – обман, который мы проповедуем, чтобы продолжать угнетение тех, кого считаем недостойными. Я поведаю миру о том, что наше общество не идеально, а стало оплотом зла.
– У вас была власть, был почёт и уважение. Вы же несёте свет Макшины и прогресса, почему вы предали родину? – вопросил Маритон, всматриваясь в Инф-Кардинала и полагая, что его попросту загипнотизировали, пустили в сознание вредоносную мысль, которую он приводит в исполнение. – И как за вами пошли Киберарии.
– Свет Информократии ослепляет… я же прозрел, когда мне показали результаты дел рук наших. Пускай же очнутся от безумного сна и остальные, пока день великого страшного суда не наступил, и всех нас не постигла справедливая кара, – макшинослужитель на мгновение замолк, впав в раздумья, но вот снова говорит. – А Киберарии существа служивые. Я приказываю, а они делают.
– Вы, похоже, сломались. – Маритон для себя подтвердил версию, что с ним поработали «психокорректировщики» мятежников, сделав из него инструмент в своих руках.
Старческий морщинистый лик всей гримасой показал неприятие сказанных слов, после чего сухие губы разверзлись, неся информацию:
– Конечно, в мире, недостойном носить такое название, всякий, кто пойдёт против тюремщика есть тот, кто сломался, ибо он не соответствует отведённой роли или Системному Предназначению. Но почему у нас вообще должно быть какое-то предназначение или кто сказал, что какие-то роли должны отыгрывать люди? – взяв секундную театральную паузу отступник, смотря единственным живым глазом прямо в душу Аккамулярия духовно продолжил. – Вчера мне открыли истину, показали, что наш мир это тюрьма, в которой гибнут тысячи людей совершенно несправедливо, и я поделюсь с програманнами этой информацией.
– Так расскажите
– Знаешь, здесь, на камерах, я видел, как ты бросился к одной девушке, которая ранена. Твоё поведение все бы расценили, как предательство против Инфо-философии и я бы тоже, будь это раньше. Но ведь, парень, ты понимаешь, что это всё безумие и нельзя расценивать помощь раненой девушки как преступление. Скажи, ты ведь хочешь быть с ней?
– Это не то старик, – огрызнулся Маритон. – Сдавайтесь и с вами обойдутся мягко.
Умудрённый возрастом и недавним знанием высоко почтенный мятежник задумался, нахмурившись. За кликом парой клавиш он может ввергнуть всю Информократию в безумие, мятежи и восстания, но время ли для этого? Неожиданно для себя повстанец осознал, что сейчас не время для просвещения и велик шанс, что его дело пойдёт прахом, уж слишком сильны карающие силы тюрьмы-государства. Отверзая уставшие уста, Инфо-кардинал говорит:
– Вот видишь, твои Апостолы лишают тебя того, что ты искренне любишь. Информократия забрала у нас всё и дала лишь порядковые номера и закрепление в государстве-тюрьме, отведя вечные роли. Разве тут возможны реформы? – И как только сухие губы захлопнулись, морщинистая живая рука пожилого человека не стремится нажать на одну из сенсорных кнопок, расположенных на клавиатуре, застыв на месте.
– Стойте! – наигранно дёрнув пистолетом с одним зарядом, кричит Маритон.
– Что ж, ты можешь, выстрелит в меня, а можешь в Узел. Я облегчу тебе работу, ибо во мне больше надобности нет, – и второй рукой достаёт эпохальный револьвер, до момента скрытый за густыми тканями стихаря, за мгновение прикладывает к виску и спускает курок.
Секунда и раздаётся глухой залп. Кровь и мозговое вещество брызнули на один из блоков, а его корпус отрикошетил пулю. Инфо-кардинал грохнулся замертво, выронив оружие и распластавшись у стола, став заливать потоками алой жидкости чистый мраморный пол и скоро под ним образуется лужа.
Маритон опускает оружие и подходит к «Узлу» информации и вводит приказ – «вытащит дисковод». Из устройства, похожего на ноутбук, существовавшего до эпохи Великого Континентального Раздора, выползает маленькая пластинка, на которой лежит такая же дискета, что и у Маритона. Он её не оставляет на месте, чтобы обнаружили следующие Аккамулярии, а забирает с собой.
– Что стало с кардиналом? – Звучит вопрос из средства связи, закреплённого у шеи. – Мы слышали выстрел, каков статус…
– Он сломался, – смотря на распластавшееся тело мёртвого отступника, отвечает Маритон. – Окончательно.
Глава четвёртая. Вирусная идея
Спустя час. Дневной цикл. Город Тиз-141. Оперативный штаб.
Небеса продолжают темнеть, окутывая себя толстым панцирем из тяжёлых и массивных туч, отдающих свинцовой весомостью и прожилками синевы, какие бывают только у грозовых облаков. Отчего Система Метрологии передала по всем каналам связи, что возможен с вероятностью девяносто пять процентов шторм, поспешающий накрыть город дланью ледяных дождей и морозных ветров.