День греха
Шрифт:
Отчаянно нуждаясь в деньгах, он искал помощи, каковая явилась в поганом образе Дела Рея Джонса. Дел Рей одолжил ему денег, которые Мак проиграл на Суперкубке. Отдать деньги в срок не получилось, и Дел Рей одолжил еще. Потом еще.
Макьюэн торжественно поклялся себе, что если он выйдет из этого здания собственными ногами, целый и невредимый, то больше в жизни не будет играть. Никогда и ни во что. Ни на скачках, ни в «блэк джек», ни в покер. Даже в домино. Господи, даже монетку бросать перестанет!
Поскольку Дювалю все было известно, не было смысла
– Скорее все же тысяч тридцать пять.
– К завтрашнему дню долг составит пятьдесят тысяч, – проинформировал его Дюваль. – А к послезавтрашнему снова возрастет. Или же… – Он сделал паузу, желая подчеркнуть весомость дальнейших своих слов. – Или же ваш долг будет аннулирован. Как если бы вы заплатили сполна. Выбирайте.
Сердце Макьюэна отнюдь не затрепетало от радости. Слишком уж хорошо это звучало, чтобы оказаться правдой. Уж Маку ли не знать, какими методами пользуется Пинки Дюваль.
– А что взамен?
– Бейзил. Макьюэн невесело хмыкнул.
– Но я не знаю, где он!
– Пораскиньте мозгами, прикиньте.
– Он со мной ничем не делился, даже когда мы вместе работали. – Мак сам слышал, как дрожит его голос. – А после увольнения – тем более.
– Он приходил к вам ужинать за день до похищения.
Маку сдавило горло. Господи, они все знают.
– Просто приятельский ужин, в знак прощания. Вот и все.
– Он изложил вам план похищения?
– Господи Боже, нет! Мистер Дюваль, Бейзил никогда ни с кем не откровенничал. Особенно после гибели Кевина Стюарта. Всегда держал рот на замке. Даже с Пату. Правда. Бейзил всегда один.
– Да, – рявкнул Дюваль, – а сейчас он с моей женой!
– Мне ничего об этом не известно. Вы зря теряете время. – Мак встал, повернулся к двери, взглянул на Дела Рея. – Зря проездил, козел. Я же тебе говорил, что ничего не знаю об этом деле. А деньги свои получишь в пятницу, как я и говорил.
Мак пошел к выходу.
– Подумайте до завтра, Макьюэн, – сказал ему в спину Дюваль. – Поройтесь в памяти. Может, Бейзил говорил что-то такое, о чем вы сразу не вспомнили.
Мак повернул ручку двери.
– Я не знаю, где Берк Бейзил. Действительно не знаю. Не тратьте зря время.
– Мистер Макьюэн!
– Что? – Злость и страх душили Макьюэна. Где он возьмет эти чертовы пятьдесят тысяч? Да еще к пятнице? С Делом Реем еще можно было говорить об отсрочке, но Дюваль – совсем другое дело. Он обернулся и с вызовом – хотя на душе кошки скребли – глянул в лицо адвоката. – Что еще, Дюваль?
– Передайте мои наилучшие пожелания вашей жене.
У Мака чуть сердце из груди не выпрыгнуло.
– Моей жене? – хрипло переспросил он.
– Тони – такая цыпочка.
Мак перевел взгляд на Бардо, который сопроводил свои слова похабным жестом. Дел Рей мерзко хихикнул.
Мак медленно закрыл дверь. Не снаружи – изнутри.
Глава 26
На мгновение Грегори показалось, что он снова на сцене, хотя луч прожектора был неярким, а свет – рассеянным. Слышались аплодисменты. Не овация, конечно,
Однако, поморгав и сфокусировав взгляд, Грегори обнаружил, что он вовсе не в театре, а луч прожектора оказался отражением луны в мутной воде. За аплодисменты он принял мерное постукивание лодки о какое-то твердое препятствие, корягу, что ли. Нет, это было дерево, растущее прямо из воды; оно походило на какое-то жуткое полузатонувшее чудище. Но Грегори было наплевать. Парадоксально, но кошмарность ситуации, в которой он очутился, притупила все чувства, даже страх.
Болото обладало свойством поглощать время, особенно в такие вот хмурые дни, когда, от рассвета до заката, из всех красок в природе существовали только различные оттенки серого. По прикидкам Грегори получалось, что прошло около тридцати шести часов с того момента, как он сбежал из дома Дредда, прошмыгнув мимо оглушительно храпящего косматого монстра.
Бейзил находился в другой комнате, спал на стуле у кровати миссис Дюваль, уронив голову на грудь. Это Грегори видел, уже когда крался мимо окна. Он боялся Бейзила, даже когда тот спал, и не без оснований: на коленях спящего безвольно лежала рука с пистолетом, которым Бейзил размахивал во время похищения.
Едва не подвывая от ужаса, Грегори пробрался к скользкому причалу и шагнул в лодку, которую приметил накануне. Только отвязав веревку и оттолкнувшись, он вдруг заметил, какая лодка маленькая. В какой-то момент он запаниковал: вдруг в ней пробито дно и она потонет? Не выкинул ли Бейзил штуку вроде испанских конкистадоров, сжигавших корабли, чтобы их войско не сбежало обратно?
В первые кошмарные минуты он сотню раз порывался вернуться назад. Но нет: Бейзила он все же боялся больше, чем болота. Грегори предпочитал неизвестный страх возможности погибнуть от руки Бейзила; а этот псих убьет – не поморщится.
Примерно через полчаса плавания Грегори наконец убедился, что дырки в днище нет и можно не опасаться потонуть в этой мерзкой жиже. Мотора у лодки не было, поэтому он просто греб веслами куда глаза глядят, пока не заныли спина и плечи. Грегори пугался каждого звука. Каждая мотнувшаяся тень приводила его в ужас. Глаза наполнялись слезами отчаяния, но он греб вслепую, двигаясь по этому враждебному водному пространству безо вся кого направления и убеждая себя, что сумеет сориентироваться, когда взойдет солнце.
Но появившееся солнце только увеличило его беспокойство. Дневной свет обнажил опасности, доселе щадяще скрываемые темнотой. Каждый всплеск воды теперь таил в себе ужасающую конкретность: то выброс ядовитого газа, то злобного крокодила, проплывавшего едва ли не рядом с лодкой. Со свирепым клекотом, почти касаясь поверхности воды, летали громадные птицы.
А еще сводила с ума монотонность окружающего пейзажа. Каждый раз Грегори надеялся, что вот за тем поворотом он наконец увидит перемены в этом адском единообразии. Но он плыл, плыл уже, кажется, много миль и видел только одно: тусклый свет и скользящие тени.