«ДЕНЬ и НОЧЬ» Литературный журнал для семейного чтения N 11–12 2007г.
Шрифт:
И это в миллионном городе!
Тонкий ценитель Артур Качинян.
Бабушку-пенсионерку Никитину дети её класса прозвали «Индеец Джо». За боевой раскрас и любовь к косметике.
Джо не собиралась сдаваться — а возраст крепчал. Как поэтично выразился кто-то: «Шли годы. Смеркалось…» Чтобы не потеряться в сумерках, Инга Леонидовна продуманно пудрилась, кричаще красила губы и водружала на пышные волосы смелый алый бант.
Проблемами начальной школы живо заинтересовался дедушка одного из учеников. Он часто, ожидая внука, стоял в школьном коридоре.
Никитина матримониально возбудилась. Стала чаще подводить сморщенные губки.
Разведка донесла — старичок жил один. Возбуждение усилилось.
Вскоре дедушка захотел присутствовать на уроке.
Молодящаяся старушка усмотрела в этом тонкий ход. Желание видеть её, слушать её. Быть рядом. Она пренебрегла запретом завуча — и разрешила.
Симпатичный пожилой джентльмен добросовестно посетил все уроки в течение недели. И пропал. Нет, не заболел и никуда не уехал. Просто перестал заходить в школу, ждал внука на улице.
А Никитину вызвала директриса и устроила разнос. Дедушка оказался бывшим методистом! ГОРОНО!!! Настрочил жалобу…
Инга Леонидовна в кабинете расплакалась. Вернувшись в пустой класс, подошла к зеркалу. Увидела неестественно белое, густо запудренное старое лицо с большим носом. Открыв косметичку, уничтожила влажные дорожки на щеках. Взяла стопку тетрадей, вышла и пошла по коридору — высокая, прямая, с алым бантом на жёлтых волосах.
После зимы наступила зима-два. Весну украли. Утренний подход к окну — разочарование и ощущение детской обиды. До конца апреля снег, грязца, слякоть и холодно.
Солнце прячут, тепла нет, вместо неба кусок мутного целлофана. Пасмурно. Мокрый асфальт. Тополя после прошлогодней обрезки устремились вверх: стоят вдоль дорог перевёрнутые лысоватые веники.
Где протаяло, смешалось тускло-рыжее и все оттенки серого. Везде островки пятнистой наледи — ноздреватой и пропитанной, как груздь рассолом, талой водой. Ночью прошумел первый дождь, добавил грязи.
Соскучились люди по солнышку, по тёплому ветру. Зима измучила. Себя мучили, она добавляла.
Во время заседания Совета Федерации, посвященного рассмотрению кандидатуры Владимира Устинова на пост генерального прокурора, узнала широкая общественность, что наш генеральный закрытыми указами президента награждён орденом Мужества и Золотой Звездой Героя РФ.
Звание Героя присваивается за особые заслуги перед государством и народом, связанные с совершением геройского подвига.
России, входящей в топ-лист самых коррумпированных стран мира, долго не везло на генеральных прокуроров.
Прокурор Ильюшенко так и остался и.о.; отсидев в тюрьме больше года, вышел с туберкулёзом.
Омский профессор-юрист Казанник не захотел лечь под дедушку Борика, трактовавшего законность как целесообразность, и был удалён: «Профнепригоден!»
Яркий след в истории отечественной прокуратуры оставил Юрий Ильич Скуратов. Появившись на голубых экранах в семейных трусах и в компании девочек без комплексов,
Известие о тайном мужестве и героизме Владимира Васильевича вызвало весёлое изумление в одной из колоний строгого режима. Аналитики и наблюдатели разошлись в комментариях. Завхоз бани Кириллов заявил, что прокурору были предложены две взятки — большая и очень большая. Зная об эфэсбэшной прослушке, Устинов гневно отказался. Президент, выслушав доклад директора ФСБ Патрушева, так был удивлен отказом и суммой предложенного, что тут же набросал проект указа.
Старший нарядчик Шабанов предположил, что ордена генеральный прокурор удостоился за дело Ходорковского и компании «ЮКОС», а геройского звания за то, что рискуя жизнью, под прикрытием дивизии внутренних войск, групп спецназа «Альфа» и «Вымпел», лично посетил региональный штаб по координации антитеррористической операции на Северном Кавказе.
Трудно заподозрить в героизме крупного, заплывшего салом мужчину с женскими бёдрами, с лицом, плавно расширяющимся от кончиков ушей, но это первое поверхностное суждение.
Под этим синим мундиром бьётся большое героическое сердце.
Иду по Декабристов с Маркса на Ленина в «Агропром», где предвкушаю выпить стаканчик красного сухого. Вино кубанское, с привкусом пластмассы, но дёшево и на разлив! Тетрапак, чего хотите.
— Мужчина!
Останавливаюсь. Женщина, одета прилично, черты лица мелкие, глаза врущие.
— Мужчина! У меня деньги украли, не могу домой уехать. Дайте мне денег на автобус!
Я вывернул из джинсов пару мятых сотенных, обыскал себя — мелочи не было.
— Извините. Мелких нет.
— А я вам сдачу сдам…
Я засмеялся и пошёл. «Жадина!» — прилетело в спину…
Устав ваять видеоклипы, младой Бондарчук снял ура-патриотическую невнятную фильму «Девятая рота». Про афганскую войну, подозрительно похожую на голливудский Вьетнам.
Скрытые достоинства киноленты прошли мимо меня. Но один диалог запомнился. Дело в том, что по сюжету мальчишек на позиции призывают из города К. на реке Е. Землячки, стало быть. Красноярска в фильме нет, дождь идёт и ничего не видно. Но само упоминание приятно, не без того. А задела такая сцена. Парнишек после учебки отправляют за речку. Они из самолёта, а на посадку отвоевавшие дембеля. И лучистый десантный дембель — парадка, белый ремень, фальш-аксельбант — видит салаг и скандирует: Красноярск! Красноярск! Отзывается паренёк: — Я из Красноярска. — Откуда? — С Ершовки! А ты? — А я с КрАЗа!
Двадцатилетнего дембеля-срочника играет Михаил Ефремов на пятом десятке, с лицом опухшим и обрюзгшим, как пчёлы накусали. Ему по возрасту и фактуре играть уверенно пьющего старшего прапорщика — слугу царю, отца солдатам; рисунок роли такой: прапор много лет ничего не ест, только закусывает.
Но и это бы ничего.
Смутили топонимы: КрАЗ и несуществующая и близко Ершовка.
Сценарист про алюминиевый завод что-то слышал, но не знает, что это зона отчуждения и жилых домов и близко нет. Так где же его персонаж там жил, бедный, — в гидролизной ванне?