День исповеди
Шрифт:
Геркулес дал Томасу Добряку пройти. Затем перебросил через плечо костыли, связанные куском веревки, переполз немного дальше, чуть поколебался и поднял веревку с навязанными на ней узлами над головой. Распрямившись с немалыми усилиями во весь рост, он раскрутил веревку и попытался забросить конец на крышу.
Веревка зацепилась было за толстые железные перила, но упала. Перехватывая ее, Геркулес оглянулся. Вдали он увидел облако дыма, курящееся над ватиканскими дворцами, и еще одно, поближе, на холме неподалеку от него.
Он опять встал и опять бросил веревку. И опять она сорвалась. Геркулес выругался и предпринял третью попытку.
С пятого
151
— Проклятье!
Итон, кашляя от дыма и зажимая рот носовым платком, разглядывал из окна Галереи гобеленов двор музея, пытаясь выследить в сумятице массового исхода людей в креслах на колесах. Двое инвалидов уже проследовали, но не те. Куда, к черту, подевались в этом бедламе отец Дэниел и его сиделка, нельзя было даже предположить.
Ну а Адрианна говорила по сотовому телефону. Ни дым, ни кашель, ни слезы, ни паника не могли отвлечь ее от работы. У нее уже были две съемочные группы поблизости — одна в соборе Святого Петра, вторая возле входа в Ватиканские музеи. Еще две должны были прибыть с минуты на минуту, а с Адриатического побережья летел вертолет с группой «Скайкам», которая перед этим вела воздушные съемки учений итальянского военно-морского флота.
Неожиданно Итон схватил журналистку за плечо, развернул к себе, выхватил телефон и прикрыл его ладонью.
— Скажи, чтобы искали бородатого мужчину в инвалидной коляске, которую везет молодая женщина, — потребовал он, глядя ей в глаза. — Скажи, что его подозревают в поджоге, и что-нибудь еще соври. Скажи, чтобы, если увидят, не выпускали его из виду и сразу дали тебе знать. Иначе Томас Добряк доберется до него первым, вот увидишь.
Адрианна кивнула, и Итон вернул ей телефон.
Скривив губы от боли в сломанных ногах, Дэнни приподнялся в кресле и всем весом навалился на окно. Сначала оно не поддавалось. Но в конце концов рассохшиеся рамы все же с громким хрустом распахнулись. Внизу находился двор Бельведер. Прямо напротив располагалось здание пожарной команды, и бросать отсюда было очень неудобно. И все же…
Открыв сумку, он вынул одну из бутылок с горючей смесью из рома и оливкового масла, из горлышка которой торчал короткий фитиль. Потом взглянул на Елену, чье лицо было почти полностью скрыто платком.
— Как вы?
— В порядке.
Дэнни отвернулся от нее, поднял горящую спичку и поднес огонек к фитилю.
Откинулся на спинку кресла, досчитал до пяти и с полузадушенным криком «ура!» метнул бутылку в открытое окно. Сразу раздался звон разбитого стекла, а потом к самому окну взметнулись языки пламени — это занялась жидкость, разлившаяся по тротуару и попавшая на росшие под окном кусты.
— На другую сторону! — приказал он и, поспешно закрыв окно, вновь откинулся в кресле.
Через три минуты вторая бутылка взорвалась на усыпанной гравием дорожке, ведущей в Треугольный двор, — наиболее близком к папскому дворцу пункте из доступных им; как и первая бомба, она залила пламенем пустое место и подожгла находившиеся поблизости кусты.
152
В кабинете Фарела творилось нечто неописуемое. По телефону звонил начальник пожарной
В отличие от пожарного Фарел отлично знал, что происходит, и уже отправил свою чернокостюмную гвардию к музеям на помощь вышедшим туда в полном вооружении швейцарцам, оставив лишь шестерых, в том числе Томаса Добряка и Антона Пилжера, в засаде возле башни. И тут взорвалась вторая зажигательная бомба.
Полагаться на удачу и дальше было нельзя. Вероятно, это Аддисоны, а если нет?
— Вода — это ваша проблема, capo. [41] — Фарел провел вспотевшей ладонью по гладко выбритой голове и заметил, что его хриплый голос стал звучать басовитее, чем обычно. — Vigilanza и швейцарская гвардия обеспечат безопасность публики. А у меня одна забота — жизнь и здоровье святейшего отца. Все остальное не важно. — С этими словами он бросил трубку и направился к двери.
41
Capo — здесь: начальник, командир (ит.).
Геркулес видел, как занялся четвертый костер, разожженный Гарри. А потом увидел и его самого — как он, возникнув из-за дымного облака, побежал в сторону башни, нырнул за ряд древних олив и вновь исчез.
Обхватив двумя оборотами веревки железный поручень перил на крыше башни и крепко взяв оба конца в кулаки, Геркулес сполз по крутому скосу крыши к самому краю и выглянул. Футах в двадцати под собой он увидел крохотный балкончик комнаты, ставшей для Марчиано тюремной камерой. Оттуда до земли было еще футов двадцать — тридцать. Ничего сложного, правда, если по тебе не стреляют…
Вот за дорогой загорелся еще один костер. И еще один; густой дым закрыл солнце, и все сразу приобрело кроваво-красноватый оттенок. Пожары, устроенные Гарри, дым, валивший от музеев, и совершенно неподвижный, по крайней мере в последние несколько минут, воздух совместными усилиями накрыли Ватиканский холм чем-то вроде зловещего магического покрова, удушливой призрачной завесы, где предметы утрачивали форму и словно распадались на части, где вряд ли можно было рассмотреть что-то, находящееся дальше чем за несколько футов.
Под собой Геркулес слышал разноголосый хриплый кашель. Когда же дым на несколько мгновений рассеялся, он увидел, что двое «черных костюмов», карауливших возле двери, быстро перебежали через дорогу, туда, где скрывалась вторая пара, рассчитывая, что там воздух будет хоть немного почище.
В ту же самую секунду через дорогу мелькнула фигура, человек двигался в направлении Ватиканского вокзала и скрылся в высоких кустах на той стороне. Сдернув с плеча костыли, Геркулес поднялся на колени и помахал костылями над головой. Через мгновение из кустов показалась голова Гарри. И Геркулес указал костылем туда, где затаились четверо «черных костюмов». Гарри помахал в ответ, и опять все заволокло дымом. Через пятнадцать минут на том месте, где он только что находился, вспыхнул ярко-красный огонь.