День космонавтики

Батыршин Борис Борисович

— Да, и устройство это сам сгорит от импульса энергии, необходимого для этого процесса. — кивнул Середа. — Мы внимательно слушали твой доклад и всё запомнили. Твой «прыжковый корабль» несёт на себе несколько таких одноразовых устройств — ты называешь их на английский манер, «джамп-бустерами». И когда приходит время переместиться куда-нибудь по-настоящему далеко, например, в соседнюю звёздную систему — корабль выстреливает такой «джамп-бустер» перед собой. Тот отлетает на какое-то расстояние, срабатывает ядерный заряд, который, конечно, дочиста сжигает устройство — но за те неизмеримо малые мгновения, пока энергия взрыва ещё не

уничтожила агрегат, он успевает создать «горизонт событий». Корабль, летящий на огромной скорости, пролетает сквозь него и — хлоп! — оказывается да десятки, а может сотни световых лет от точки прыжка!

— А для возвращения используется другой «джамп-бустер». — подхватил молчавший до этого момента Юрка-Кащей. — Или можно совершить ещё один прыжок, потому что таких штуковин на борту может быть не две, а больше — скажем четыре или даже шесть!

— Кстати, неплохо бы придумать другое название, вместо «джамп-бустеров». — заметила Лида. — Твоя ведь идея, а не Стивена или Марка — так с чего же название должно быть американское, а не наше, на русском языке?

— Да запросто! — я хмыкнул. Наше, родное, посконное, домотканое? Скажем, ПОПЯ — подойдёт?

– Какая ещё «попя»? Слушая Малахов, если ты и дальше…

— Всё очень просто! — затараторил я. «Пинок Одноразовый, Подпространственный, Ядерный» — получается «ПОПЯ». Все буквы заглавные, имей в виду…

Тут Лида не выдержала и расхохоталась, а вслед за ней — и оставшиеся двое участников нашего мини-дискуссионного клуба. Окружающие неодобрительно заозирались — уж очень не вязалось это бодрое лошадиное ржание с загадочно-торжественной атмосферой, царившей вокруг, — а «пани Зося», возившаяся с громоздким телескопом-рефлектором на противоположном конце «астрономической площадки, выкрикнула по нашему адресу что-то весьма строгое.

— Как тебе в голову вообще пришла такая мысль — брать за основу устройство, которое выполняет свою задачу в процессе собственного уничтожения? — спросил, отсмеявшись, Середа. — Не после, как например, граната или артиллерийский снаряд — а непосредственно в процессе, за несколько наносекунд до того, как превратиться в плазму и излучение?

Замечено было в самую точку, по делу. Но… не объяснять же ему, что на идею меня натолкнуло чрезвычайно детальное описание конструкции и принципа действия термоядерной бомбы, приведённое в известном технотриллере Тома Клэнси «Все страхи мира» — тем более, что здесь он ещё не написан, и написан скорее всего, не будет?

— Как вы не понимаете! — я озадаченно почесал затылок. — Нет никаких гарантий, что такой проект осуществим на практике! Была, правда, старья, кажется, американская — её ещё перепечатали в «Науке и жизни». В статье шла речь как раз о таких вот далёких перспективах «космических батутов», но и там это преподносится лишь как «смелая но, увы, пока ничем не подтверждённая гипотеза» — это я цитирую, заметьте! К тому же: откуда у вас уверенность, что «горизонт событий» вообще может отправлять материальные объекты на такие далёкие расстояния? Может, там есть какое-то ограничение, какая-то закономерность, пока неизвестная нашим учёным, но которая ограничит дальность прыжков — скажем, несколькими световыми часами или вообще минутами? И получится, что практическое применение эта штуковина получит только для внутрисистемных перелётов?

— Ниоткуда! — Люда-«Юлька» не собиралась сдаваться, и я невольно залюбовался, такая

красивая она была в эти минуты. — Ниоткуда нет у нас такой уверенности! Но ведь у тебя её тоже не было, когда ты придумывал свой проект? И, тем не менее, тебя это не остановило!

— «Васечка, скажи, пожалуйста, ты бы додумался до этого? Или Сергей Сергеевич? Или я, наконец? А он подсказал! Он — мальчишка! Его идея хранения антивещества гениальна!..» — процитировал я близко к тексту любимый фильм. — Может, хватит уже, а?

— Опять шута из себя корчишь… — «Юлька Сорокина» недовольно скривилась. — Смотри, Лёшка, разочаруюсь я в тебе и уйду к Стивену, кубики собирать вместе с американцами! Он, чтоб ты знал, уже приглашал — и в команду, для защиты проекта, и в гости, в этот свой Канзас…

Я едва не хлопнулся там, где стоял. Нет, как хотите, а прав был старина Шекспир: «О, женщины, вам имя вероломство…»

— Монахов, Середа, Кащеев, Травкина! — очень вовремя раздался голос вожатого. Как вы там, справляетесь? Разобрались с настройками?

— Порядок, Дим! — поспешил отозваться я. — Справились, и даже Юпитер поймали! Только галилеевых спутников почему-то не видно — может, фаза неподходящая, или космической пыли многовато? А то ведь пояс астероидов рядом, вот и создаёт помехи для наблюдений. Как там говорили предки: «наука имеет много гитик». Может, и астрономия тоже?..

Я сознательно нёс чушь, изо всех сил стараясь отвлечь внимание «партнёров по команде» от от убийственной серьёзности давешней дискуссии — но добился лишь того, что глаза Димы (вожатый явно не понимал, что это нашло на победителя конкурса) постепенно становились круглыми. За моей спиной возмущённо фыркнула Лида — «ну да, Монахов опять в своём репертуаре, хохмит напропалую…»

…То-то же… а вы чего хотели, мальчики и девочки?..

VIII

«Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем».

«Когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже».

«Если вам кажется, что ситуация улучшается, значит, вы чего-то не заметили».

Авторство этих фраз — где-нибудь в античном Риме их вырубили бы на мраморном фасаде Капитолия или отчеканили бы в бронзе -приписывают капитану Эдварду Мёрфи, служившему четверть века тому назад на авиабазе Эдвардс. И не где-нибудь на складе ГСМ, а в «Лаборатории реактивного движения», той, что впоследствии стало частью НАСА. А, следовательно, тоже имел к освоению космоса некоторое отношение — пусть и в отдалённой перспективе.

Однако, в данный момент меня беспокоила не то, как сложилась служебная карьера капитана Мёрфи, а непосредственные следствия из сформулированного им закона. А конкретно — эти три без малого месяца, прожитые мной в шкуре попаданца. В самом деле, как-то уж очень безоблачно всё складывается — даже неприятностей, стоящих упоминания, не случилось, и не вспоминайте о стычке с идиотом Кулябьевым и его прилипалой Черняком! Это у него тогда были неприятности, а не у меня, я-то как раз отделался легко, хотя выбранный метод психологического воздействия на громилу классного масштаба вполне мог тянуть на постановку на учёт в детской комнате милиции — и это лишь при незаслуженном везении…