День минотавра
Шрифт:
– И я не буду, – проговорил Мосх, шлепнув проходившую мимо Зоэ по заду.
Улыбка исчезла с лица Теи. То, что она приготовила, оказалось никому не нужным.
– А ты, Пандия? – спросила она неуверенно.
Пандия вскочила на ноги и, подбежав к птичкам, с неимоверной скоростью стала запихивать их себе в рот. Блюдо опустело в одно мгновение, будто вся стайка разом поднялась в воздух.
– Понимаешь, почему я не пью, – сказала Пандия, слизывая последние крошки с коротеньких, похожих на обрубки пальцев. – От выпивки вся пища размокает.
Вот теперь только и началась настоящая пьянка. Шесть раз я наполнял бурдюк, а Тея, идя за мной следом, вытирала капающее
– Она смотрит на меня, как на старую развалину, – бормотал он.
Икар положил свою голову на колени Зоэ. Одной рукой она вливала ему в рот пиво, а другой гладила его острые уши.
– Хитрый маленький звереныш, – хрипло прошептала она. – Почему ты так долго не возвращался в лес?
На минутку приподняв между глотками голову, Икар встретился взглядом с Пандией и спросил:
– Все в порядке, Пандия?
Пандия быстро закивала головой. Она была похожа на ребенка, который застал своих родителей за выпивкой, но в ее широко раскрытых внимательных глазах не было упрека, она просто ждала дальнейшего развития событий.
Будучи хозяином, я все больше и больше волновался. Прихлебывая пиво, я с тревогой посматривал на Тею, наблюдавшую за всем происходившим с таким выражением лица, что сама Горгона пришла бы от него в смятение. И тут неожиданно я возмутился. Это мой дом, мои друзья, и Тея не имеет никакого права считать наши невинные шалости недостойным поведением. Мосх, с его немного грубоватыми шутками, Зоэ, ведущая себя вовсе не развратно, а просто изливающая на нас свою щедрую материнскую любовь, веселящийся Икар и Пандия, с удовольствием глазеющая на наш праздник. Что в этом дурного? Я сел на коврик рядом с Зоэ и обнял ее за округлые плечи. Стараясь не потревожить Икара, она обняла меня той рукой, которой раньше гладила его уши.
– Мосх, и для тебя найдется местечко, – слегка переоценивая свои возможности, позвала его Зоэ.
– Тея, – промычал я, – принеси еще пива! Гости хотят выпить.
Струя холодного пива с силой ударила мне в лицо.
– Ты пьян, – гневно выкрикнула Тея, – и Икар тоже! – А затем, повернувшись к Зоэ, добавила: – Ты в этом виновата!
Зоэ ответила очень спокойно:
– Дорогая, твоему брату уже пятнадцать, ему пора учиться пить. А что касается Эвностия, то он еще и не начинал. Посмотрела бы ты на него, когда он выпьет несколько бурдюков. – Затем она глубоко вздохнула: – Впрочем, пора идти. До моего дерева далеко, а ночью можно наткнуться на стригов, не говоря уж о вороватых триях.
Все так же неторопливо, медленным и уверенным движением матери, укладывающей своего ребенка в кровать, она сняла голову Икара со своих колен и опустила ее на подушку.
Сквозь сон он разочарованно пробормотал:
– Твои колени мягче.
Она подмигнула ему:
– Мальчик, когда тебе захочется полежать не на подушке, а на женских коленях, приходи в мое дерево. Это королевский дуб. Эвностий знает дорогу!
Я проводил их до выхода из сада. В лунном свете фонтан был похож на серебряную, слегка раскачивающуюся пальму, пестрый зонт возвышался, как шелковый шатер восточного царя, и даже такой обыденный предмет, как очаг, приобрел туманные и таинственные очертания, и казалось, на нем надо было курить фимиам, а не печь хлеб. Но обезглавленные маки, даже покрытые белой, скрывающей все недостатки лунной пеной, являли собой жалкое зрелище.
– Зоэ, Мосх, – сказал я, – вы не должны на нее сердиться. Она не привыкла к нашему
– Ты думаешь, дело в этом? – улыбнулась Зоэ. – Неопытность, невинность и все такое? Да она просто ревнует.
– Икара?
– Тебя.
ГЛАВА V
КОРА
Меня разбудило пение. Тея пела в саду песню о тигровом мотыльке:
Он весь, как крыльев цвет его, двояк:То злато дня, то чернь глухих ночей.И то, что в нем от тигра, любит мрак,А что от мотылька – огонь свечей.Я вылез из-под груды волчьих шкур, зевнул во весь рот и стал карабкаться наверх, чтобы выяснить причину столь необычайного веселья. В тот момент, когда я вышел в сад, Тея как раз извлекала последнюю морковку из ее земляной норки. Меня даже в дрожь бросило от этого зрелища. Конечно, я выращивал морковь, чтобы ее есть, но после того, как были обезглавлены маки, я приходил в ярость от любого покушения на мое заметно поредевшее хозяйство. Голубые обезьяны сидели на стенах и наблюдали за тем, что делает Тея. Один смельчак спрыгнул на землю, быстро подскочил к ней и получил морковку. Я злобно посмотрел ему вслед, но от этого его аппетит не уменьшился. Тея поднялась с колен и улыбнулась:
– Мы отправляемся на пикник. Завтрак сейчас будет готов.
– В чем же мне идти? – спросил я. (Я еще не был одет.)
– Так и иди, – ответила она. – Во время пикника все должны чувствовать себя свободно.
Взяв с собой яйца дятла, сваренные вкрутую, жареные каштаны, сыр из молока волчицы, сырую морковь (последних представителей дружной семейки с моей грядки), медовые лепешки и оплетенную ивовыми прутьями бутыль с вином, мы двинулись в сторону поля Драгоценных Камней. Когда мы выходили из дома, Икар был совсем сонным. Прямо перед уходом я вытащил его на улицу, отнес к фонтану и подержал под струей, но теплая вода не смогла разбудить его до конца, и он еле передвигал ноги. Тея и я болтали, а когда речь зашла о триях, этих неисправимых воришках, Икар стал прислушиваться.
– Их женщины очень красивы, – сказал я, – если не обращать внимания на золотые глаза и трепещущие без остановки крылья. Но не вздумай влюбиться в такую.
– Почему? – спросил он.
– Потому что… – начал я, но тут мы пришли на поле Драгоценных Камней, и Икар так и не получил ответа на свой вопрос.
Представьте себе поле, вспаханное титанами. Оно похоже на бурное море – борозды глубоки, как впадины между вздымающимися волнами, и как корабли, поднятые на их гребни, торчат огромные валуны. Но это не великаны изувечили землю, а землетрясения, и растения – трава, кусты шиповника и алые маки, крепко цепляющиеся за стены глубоких провалов и ползущие вверх по каменистым уступам, – лишь немного облегчают ее страдания, но не могут излечить раны. Tee очень понравились маки, она даже сорвала один, но дикая картина, открывшаяся перед ней, повергла ее в ужас.
– Земля сердится, – сказала она. – Это сделала не Великая Мать, а кто-то из северных богов, может быть, Плутон. Наверное, он выбрал это поле местом своих забав.
– Зато здесь нас никто не видит, – заметил я, – и мы в полной безопасности. Знаешь, любимое развлечение панисков – поиздеваться над теми, кто пришел на пикник. Один из козлоногих отвлекает их внимание своим кривляньем, а в это время остальные, схватив приготовленный завтрак, убегают.
Я стер с одного из камней грязь и предложил Tee сесть: