День на Каллисто (антология)
Шрифт:
Она явно ощущала присутствие чужого мышления: «Ты в здравом уме, ты и сама знаешь, что врач тебе не нужен. Ты совершенно здорова». «Да, я это знаю». Она вздохнула. Только когда человек старается доказать, что он здоров, это и есть доказательство его болезни.
«Но ты должна сохранить картины!»
«Да, я обязана сохранить картины…»
Кто-то коснулся плеча Сандры, она вздрогнула. Рядом стояла медсестра.
— Проходите, ваша очередь. Я уже вызывала вас.
Сестра обращалась с ней как с ребенком. Сандра вскочила. «Неужели мои дела так плохи?»
Доктор, оказавшийся пожилым человеком,
— Мы поможем вам избавиться от звучания в вашем сознании навязчивого чужого голоса.
— Он не чужой, — защищалась Сандра. — Просто голос хочет того же, что и я.
— Так чего же вы оба желаете, ваш внутренний голос и вы?
Неужели доктор верит в присутствие в Сандре какого-то другого существа?
Она отвела взгляд.
— Я хочу уберечь картины.
— Какие картины?
— Те, что крадут. — «Неужели он ни о чем не знает?» — Во всем мире сейчас пропадают шедевры живописи, под угрозой нападения все музеи и частные коллекции.
Доктор кивнул, да, он слышал.
— И каким же образом вы собираетесь спасать эти шедевры?
— Сообщить в полицию… — неуверенно сказала она.
Доктор одобрительно кивал головой, и это сбивало Сандру с толку. Говорят, с сумасшедшими не спорят, поэтому-то он и соглашается. Поэтому-то и изображает, будто верит ей.
— Я говорю вполне серьезно, пан доктор, я не сумасшедшая.
— Разумеется, нет. Сообщить в полицию? Что ж, это вполне разумно. Но, право, думаю, полиция уже в курсе? Они ищут. Делают все, что могут. Полагаю, ограбления — дело рук опытных преступников, возможно, какой-то огромной организации, притом международной. У этой организации разветвленная сеть, всюду свои агенты. Они подкупают служителей, охрану, вы, разумеется, читали обо всем. Напрасно вы считаете, уважаемая, что вам по плечу сделать больше, чем полиции. Зачем же принимать все так близко к сердцу. Вы художница?
Сандра покачала головой.
— К сожалению, нет.
«Он не считает меня ненормальной, иначе бы так со мной не разговаривал. А что, если я скажу ему, что завтра…» Но фраза словно застряла у нее в горле. Очевидно, голос не хочет. А почему?
— Но вы любите искусство, — продолжал доктор. — Вы натура чувствительная. Признаюсь, мне тоже не по себе от этих краж. Невольно задаешь вопрос: к чему все это? Ну, запрячут грабители картины в сейф, даже не рассмотрев их хорошенько. И из-за этого лишать миллионы любителей искусства одного из немногих удовольствий, которые они имеют… По-моему, это бесчеловечно. Согласны?
Она согласна. Чудесный доктор. Просто непостижимо, почему бы не рассказать ему все начистоту. Но ее время истекло. Врач уже выписывал рецепт.
— Два раза в день, утром и вечером, — доктор протянул ей рецепт. — Лекарство поможет вам успокоиться. Нельзя же так расстраиваться из-за этих страшных преступлений. — Он улыбнулся. — Через две недели приходите снова.
Выйдя на улицу, Сандра с удовольствием ощутила дуновение свежего ветерка со стороны парка. Ощущение свежести было и в ней самой. «Хорошо, что я не проговорилась. Увидим, послезавтра увидим». Сандра посмотрела на рецепт, который до сих пор держала в руке. Медленно, словно раздумывая, скатала бумажку в твердый шарик. «Я не больна. И лекарства
Все ее существо знало о том, что готовятся кражи. Но она все же не пошла в полицию, заставила себя выждать. Ждала два мучительных дня, невзирая на снедающее беспокойство и внутренний протест, от него начинала болеть голова.
Сегодня двадцать восьмое; в газетах — ни строчки. Но разве это доказательство? Она-то уверена, что кражи уже совершены.
В полдень Ироудек включил радио с таким беспечным видом, будто слушать радиопередачи для него дело привычное. Лишь спустя какое-то время до Сандры дошло: он принес транзистор из дома. Ему не терпится узнать. Значит, он ей верит. Ироудек прибавил громкость.
«Сообщения из-за рубежа. Вчера вечером, несмотря на принятые меры предосторожности, снова похищено несколько картин…»
Ироудек и Сандра взглянули друг на друга — для них это сообщение не было новостью. На сей раз преступники специализировались на картинах Эль Греко: из мадридского музея Лрадо исчезло великолепное «Воскресение», из нью-йоркского Метрополитен-музея знаменитый «Вид Толедо»…
Ироудек выключил транзистор — дальше было неинтересно.
— Ну, а теперь кто на очереди? — спросил он, не глядя на Сандру.
Она пожала плечами.
— Если узнаю заранее, сообщу вам.
Она вернулась к вычислительной машине: хоть бы Ироудек ни о чем не расспрашивал, ведь она и сама толком ничего не может объяснить.
Но он и не расспрашивал. Только время от времени испуганно поглядывал на нее. Как же устроен ее мозг, влюбленный в искусство, если она способна улавливать опасность, грозящую ее кумирам, например Эль Греко? Она вещунья? Но разве в наше время существуют предсказатели, да еще в самом центре Европы, в Праге!
Индржих ждал ее с «Вечерней Прагой» в руках. На первой полосе был напечатан подробный репортаж об ограблении.
— Не твоя ли это работа? — шутливо спросил он, но ему было явно не до смеха. Откуда Сандра могла узнать о похищении картин?
Она залпом прочитала статью. Так, значит, опять служители музеев.
— Как все это объяснить? Ведь они знали о фотоэлементах! В Лувре они даже сами помогали их устанавливать.
Индржих отказывался что-либо понимать. Чем дальше, — тем страннее выглядела вся эта история с картинами. Вернее, что связано с Сандрой. А ведь еще недавно ему было с ней так хорошо! Теперь же она казалась ему существом из другого мира, живущим по чужим законам…
Снова и снова Индржих читал строки, на которые Сандра указывала пальцем: мол, служители хотели сберечь бесценные произведения искусства от преступников и с этой целью перенесли картины в подвал. Они не могут понять, каким образом кто-то сумел изъять полотно из рамы и натянуть чистый холст — ведь двери в подвал были накрепко заперты. На раме обнаружены отпечатки пальцев самих служителей.
— Вспомни: точно то же произошло с «Композицией» Михала. — Глаза Сандры восторженно сверкали, словно ей удалось разгадать тайну. — Почему холст в раме у любой украденной картины оказывается чистым? Не станут же преступники каждый раз брать с собой холст, раму, печать?