День освобождения Сибири
Шрифт:
9 часов вечера 28 января. Михаил Курский, член Сибирской думы, также находившийся в конце января в Томске, но не участвовавший в том заседании, писал («Голос Приморья» за 3 июля 1918 г.), что оно произошло в ночь на 29 января. А его тёзка Михаил Рудаков, противореча всем, но одновременно и подтверждая каждое из имевших место заявлений, утверждал, что депутаты тайно сходились не один, а целых три раза подряд — с 27-го по 29 января, пока, наконец, не собрали хотя бы относительный кворум в 70 человек («Сибирская речь», № 31 от 5 июля 1918 г.).
Так что — вот так — не знаешь, кому и чему верить. Вместе с тем большинство комментаторов, в том числе и современных, всё-таки склоняются к дате ночного заседания 29 января. Однако, если учесть то обстоятельство, что большевики устроили новую охоту на только что избранного председателя Сибирского правительства Петра Дербера именно вечером 29 января, можно предположить, что, по крайней
Теперь что касается места проведения ночного заседания членов Сибирской областной думы. Здесь данные также чрезвычайно разнятся между собой. Одни свидетельства утверждают, что оно проходило ночью в помещении Томской уездной земской управы, другие — что в здании губернской продовольственной управы, третьи сообщают, что нелегальное собрание проводилось где-то на частной квартире. Таким образом, и над этим вопросом также приходится только гадать, подкрепляя наши умозаключения лишь некоторыми логическими выкладками, которые, как известно, не всегда бывают до конца верными.
Так вот, на основании несложных рассуждений можно, как нам представляется, первые два варианта всё-таки исключить полностью, поскольку маловероятно, чтобы тайное совещание проводилось в помещениях государственных учреждений ночью. В это время суток там наверняка находились сторожа или уборщицы, а может быть, и ещё какие-нибудь «посторонние» люди, среди которых, чего греха таить, вполне могли найтись законопослушные граждане, приученные к доносительству и т. п. вещам. Другими словами, проводить нелегальное мероприятие в столь людных даже ночью местах вряд ли бы стали эсеры, знавшие толк в тайной конспирации. К тому же помещения продовольственной управы, например, находились в здании (оно сохранилось) бывшего магазина купца Горохова, которое располагалось на Базарной площади (ныне площадь имени Ленина), как раз напротив городского управления милиции. В общем, задумка, конечно, может быть, была и оригинальная, но, однако, — слишком уж рискованная. Так что вряд ли тайное заседание членов Областной думы могло проходить ночью в продовольственной или уездной земской управе. Поэтому и остаётся, на наш взгляд, один лишь верный, то есть наиболее приемлемый вариант с частной квартирой, где-нибудь в тихом и далёком от посторонних глаз городском переулке.
Хотя… всё могло быть совсем даже и наоборот. Если объединить все многочисленные и разнящиеся, казалось бы, между собой сообщения очевидцев тех событий, то получится вот какая картина маслом. Во-первых, заседания небольшой группы оставшихся на свободе и не покинувших Томск членов Сибирской думы, возможно, и могли проходить в помещениях госучреждений, то только… в светлое время суток. Достаточно много народа приходило днём как в уездную земскую управу, так и в продовольственную, так что среди них вполне могли затеряться и укрыться от «всевидящего глаза» два-три и даже четыре десятка думских депутатов. А для того чтобы окончательно сбить с толку большевистских ищеек, заседания могли проводиться в укороченном режиме и поэтапно: сначала днём в одном здании управы, на следующий день — в другом, а потом — и на частной, конспиративной, квартире (ночью). Таким образом, окажутся близкими к истине и те, кто утверждал, что тайное собрание членов СОД проходило 27 января, и те, кто относил его к 28 или к 29 числу, а также — Михаил Рудаков, свидетельствовавший в пользу трёх растянутых на несколько дней собраний. Вероятно, эти очевидцы вспоминали и описывали время и место того из трёх совещаний, в работе которого он лично принимали участие или о котором просто слышали от своих товарищей. Вполне возможно, на наш взгляд, допустить и такое.
Теперь, собственно, то, что касается сути произошедшего во многом судьбоносного мероприятия. Здесь тоже всё не так просто. По словам упоминавшегося уже нами члена Сибирской думы Михаила Курского («Голос Приморья» за 3 июля 1918 г.), это заседание (или заседания) предваряли очередные трудные консультации по поводу состава планируемого правительства. Группа областников во главе с Потаниным и Адриановым предложила собственный список кандидатов на министерские посты, в котором фигурировали, в том числе, и фамилии людей, по большей части действительно имевших отношение к областническому движению Сибири, причём уже достаточно продолжительное время. Эсеры же, напротив, что также вполне естественно, намеревались провести на руководящие должности побольше своих представителей, среди которых было достаточно много людей, что называется, пришлых и мало известных широкой сибирской
Не представляется возможным, к сожалению, выяснить до конца точно — кто и кого конкретно предлагал; мы знаем только лишь результат, имевшей место быть, так называемой «подковёрной борьбы», то есть окончательный состав правительства, названного позже Временным правительством автономной Сибири (сокращённо ВПАС). Причём надо отметить, что списочный состав первого сибирского областного кабинета министров вполне достоверно и без каких-либо разночтений дошёл до нас почти в документальном виде. По сути, это единственный подлинник из всего того, что мы имеем на сегодняшний день, так сказать, на вооружении в наших научных, а также и околонаучных студиях, по поводу тех январских событий.
Однако, прежде чем поговорить о составе первого Сибирского правительства, хотелось бы сказать ещё вот о чём. Как вспоминал всё тот же Курский, потанинский список министров обнародовал на заседании членов Думы читинский областник Михаил Колобов. Остальные же члены Потанинского кружка, по версии Курского, провели ту ночь вне стен тайного собрания в напрасном ожидании, что им сообщат о месте его проведения, но так и не дождались. Так что Колобову пришлось сражаться за потанинский список фактически в единственном числе, а один, как известно, в поле не воин. Ведущие же сибирские областники вообще лишились возможности высказать своё мнение по поводу конструкции исполнительной власти, а также по персональному составу Временного правительства. Такова версия Михаила Курского.
Несколько разнятся с ней воспоминания о тех событиях члена Потанинского кружка Александра Адрианова. В «Сибирской жизни» (№ 95 за август 1918 г.) он писал о том, что члены фракции областников Сибирской думы были прекрасно осведомлены о времени и месте последнего решающего совещания своих коллег-депутатов, но отказались принять в нём участие, поскольку посчитали это собрание в силу отсутствия на нём кворума [112] неправомочным решать столь важный вопрос, как выборы правительства автономной Сибири. Хотя, с другой стороны, может быть, Адрианов, а также другие члены фракции областников оттого и не явились на собрание, что не захотели своим присутствием обеспечивать для протокола численную легитимность «совещанию эсеров». К тому же на том собрании, по словам Адрианова (что, кстати, подтверждают и другие источники), присутствовала лишь половина из числа избранных в итоге министров, что являлось далеко не безупречным моментом не только с точки зрения законности, но и с морально-правовой стороны данного вопроса. Хотя в условиях полного цейтнота так уж ли необходимо было абсолютное соблюдение всех процессуальных норм?.. Таким образом, надо признать, что сибирские областники в лице её ведущей томской группы изначально заняли по отношению к избранному в январе правительству настороженную, если не сказать — враждебную позицию. И это несмотря даже на то, что Потанинскому кружку (читай: автономистам) также удалось провести в министры Сибирского правительства нескольких своих представителей. Но, видимо, им хотелось чего-то большего…
112
По опять-таки чрезвычайно разнящимся данным, на том собрании присутствовало от 20 (у кадета Гинса) до 70 (у эсера Рудакова) человек из числа депутатов разогнанной Сибирской думы. Александр Адрианов считал, что в выборах Сибирского правительства участвовало всего 36 человек («Сибирская жизнь», № 95 за август 1918 г.), Иван Серебренников в «Воспоминаниях» приводит цифру в 56 депутатов, Михаил Курский, в упоминавшейся уже нами статье, — 47, красноярская газета «Свободная Сибирь» (№ 138 за 1 ноября 1918 г.) также настаивает на числе 47, а иркутский «Свободный край» (№ 56 за 3 сентября 1918 г.) каким-то образом насчитал 45 депутатов. Полковник Глухарёв в своём докладе указывал, что на ночном заседании членов Сибирской областной думы присутствовали 57 человек. В любом случае, даже при самом оптимистическом раскладе, количество собравшихся делегатов действительно явно не дотягивало до кворума, определённого заранее обусловленным минимумом в 90 человек.
Сами же эсеры, а также и другие их товарищи по «несчастью» тоже вполне определённо осознавали, что собрание незначительной части депутатов Думы не вполне легитимно. Но одновременно с этим они также понимали и то, что всякие дальнейшие отсрочки могут вконец сгубить ситуацию, и в плане окончательной потери ими политического веса, и в плане дальнейшего ухудшения ситуации с большевистскими экспериментами, могущими, как многие тогда полагали, довести страну до окончательной гибели и даже до раздела части её территории между Германией и Австрией, а также ещё — и странами Антанты в качестве компенсации за односторонний выход России из войны, за долги царского правительства и пр.