День от субботы
Шрифт:
Как ты была близка. Как далеко теперь.
Сквер преломлен в реке – словно в стекле лучи. Я продолжаюсь: с кем? Осень моя молчит. Солнечный зайчик спит где-то внутри меня. Осень, столица, сплин. Листья. Разлука. Я. Время на вкус горчит, ветер играет джаз. Сколько у нас причин? Сколько причин – для нас? Воздух во мне дрожит – с сердцем моим един.
Где ты сейчас, скажи? Где мне тебя найти?
Сквер преломлен в реке – калейдоскоп разбит. Осень в моей руке. Ты – у меня внутри. Зеркало – как порог. Переступить его… Город семи дорог – и колокольный звон, и вереница птиц, тающих там, где свет. Я не могу уйти – выхода больше нет. Сквер сентябрит. Река ртутью ползет к нулю. Осень горит в руках…
Как я тебя люблю.
Северное
***
Норвегия
Здесь север, видишь? Все пора менять.
Пока ты считаешь дни...
***
Пока ты считаешь дни, я считаю фразы.
Осень моя желтолица и узкоглаза,
идет во главе орды, забирает разум
у каждого, кто встречается на пути.
Пока ты бредешь по лесу, я ставлю метки,
Грызу на стволах зарубки, ломаю ветки.
Тяну паутину следом – защитной сеткой,
Я осень узнаю первая. Ты иди.
Вот только когда увидишь, как небо гнется,
Как листопад, шурша, над тобой смеется,
Как через кроны с востока шальное солнце
Острой холодной стрелой норовит – в глаза,
Ты убегай. Так быстро, как только сможешь,
Сквозь бурелом, кустарник и бездорожье,
Предупреждай о желтых полках прохожих
И не смотри,
Не смотри, не смотри назад.
Океан
***
Лоб моего океана – в морщинах волн. На берег ложатся пряди его седые. Он стонет у самой хижины, у него надорвано сердце, и скоро оно остынет. Я часто смотрю в это сердце – оно скалой, расколотой надвое, вложено в ребра бухты… Когда наступает отлив, сквозь его разлом багровое небо по каплям сочится внутрь и копится там, и кажется, что залив разорванным легким пытается сделать выдох… Я знаю полоску суровой своей земли да стон океана. Ко мне приплывают рыбы и редко – киты, безмолвные до того, как вынырнут, с треском порвав океану кожу… И я говорю им: «Нам скоро не хватит волн, чтоб ставить заплаты, мы делаем все, что можем – вдвоем с океаном. А больше ведь никого нет в этих широтах, точнее, в пустотах… В общем, когда вы увидите тонущих моряков, скажите, что я не успею прийти на помощь». Киты уплывают. Их нет миллионы дней, а может и больше – ведь счет не ведется вовсе. Я продолжаю солнце искать на дне: чайки кричали – его уронила осень… Чайки болтливы, но трудно понять язык, ложью наполненный, больше, чем рыбой сети. Лодка у берега – входит в его пазы крепко и точно. Ей управляет ветер. Им управляю я – отпуская нить, что пуповиной кормит бумажных змеев. Змеи летят в облака – отдыхать и пить пресную воду. Становится все темнее. Тише хрипит океан. Иногда в ночи я выхожу, чтоб просто послушать: жив ли. Звезды сквозные, и в каждой огонь стучит, будто их небу каленым железом выжгли. Он говорил мне, что будет конец времен, высохнет память, как высыхает капля, кто-то придет сюда, и узнав о нем, я позабуду волны и дом оставлю, я обернусь к горам
Утро приходит и на сырой доске, здесь, у порога, сидит, как ребенок рыжий. Чьи-то следы – как метки в моем песке.
Я подхожу к воде.
Океан не дышит.
Расскажи мне про цвет...
***
Расскажи мне про цвет. Расскажи мне, какой он на вкус? Как звучит голубой, как оранжевый мягок на ощупь?.. Я почувствую это, я вместе с тобою смогу перейти через мост и услышать осеннюю рощу, прикоснуться к стволам, к их сухой и шершавой коре – расскажи мне о ней, о причудливой сеточке трещин, о земле, что уже приготовилась чувствовать снег, расскажи мне о каждой еще не увиденной вещи. Или хочешь… Давай, я сама обо всем расскажу. Только крепче зажмурься и руку мне дай для опоры. Этот шарик под пальцем – застывший на веточке жук, что в уснувших стволах прогрызает свои коридоры. Эта нить на ладони – серебряный след паутин, улетающих с ветром в такие заветные дали, до которых тебе в одиночку никак не дойти, ну а если со мной… Но меня никогда и не звали. Этот след на щеке – это слезы. Не бойся, они у незрячих такие же – соль и прозрачное время… Дай мне руку. Поверь. И мы станем с тобою одним, и тепло наших пальцев озябшую осень согреет. Даже звук осязаем. Послушай, как бьется внутри нерожденное слово, птенцом, обретающим перья… Дай мне руку. Скорее! Смотри в мое сердце, смотри! Оно тоже цветное! Как небо, дорога, деревья. Расскажи мне про цвет…
Двусмысленность
***
Я умираю каждый вечер, каждый
проклятый расползающийся вечер –
по швам, по шторам, сумерками, скрипом
рассохшихся полов – мужских и женских,
бессмысленных в своем несовпаденье.
Я отрицаю сущность пола, сущность
Стены – и дальше, перпендикулярно
Стене – пространства, замкнутого кубом,
Нелепейшей из всех фигур вселенной.
Я шар, я сфера, вписанная в эти
Углы. Здесь остро. Здесь невыносимо.
Кривая геометрия мигрени.
Разомкнутая сущность бытия.
Здесь очень сложно оставаться цельным,
Настолько все вокруг несовершенно.
Я умираю каждый вечер, каждый
Из нас умрет. И надо привыкать.
И была она твоя...
***
И была она твоя, у тебя одна,
И была дороже хлеба, пьяней вина,
Не жена тебе, не милая, не сестра,
Просто кость твоя и суть твоего нутра.
Он пришел. Его увидишь и чуешь: все.
Что ты будешь делать, когда она понесет
И родит – пшеничнее меда и молока?
Как ты будешь крестить дитя уголком платка,
Укрывать его собой с головы до пят,
Узнавать в нем этого, лишнего, не-себя?..
Они уходят...
***
Они уходят. Мнутся на пороге
и возвращаются, забыв, что не забыли
здесь ничего, и комкают в ладонях
рецепт, салфетку, угол одеяла,
которым я их укрываю снова…
и снова… с каждым днем немного выше
натягивая белую пустыню,
которая их скоро заберет.
Они молчат. И трубки из трахеи
гофрированной речью к мониторам
направлены, на мониторах цифры
мелькают. Однорукие бандиты.
Все чаще выпадает по нулям.
Они боятся смерти больше этой
пародии на жизнь, существованья