День отличника
Шрифт:
— Подмосковные вечера, — говорит террорист.
— Правильно, — кивает Платоша, — А этот вот: золотые змейки красочно раскрываются цветными сферами, созвездиями красного и зеленого цвета и расходятся блуждающими огнями в компании грандиозных пунктирных сфер из золотых нитей с яркими огнями на концах?
— Килиманджаро, — говорит террорист, — Наверное, пойдем уже, а? Кураж пропадает.
Ворота в сектор тем временем растворяются.
— Милости просим, — говорит Платон террористу и кланяется. Представитель редкой народности легко улыбается в ответ и проходит в ворота. Мы движемся следом.
Перед нами весь сектор. Огромное огороженное высокой стеной пространство с еле заметными сквозь тонкий снег подпалинами прежних
— Артисты тоталитарной эстрады, — с гордостью говорит Платоша, заметив мой взгляд, — Копии удивительной точности. Повторяют не только внутренние органы прототипов, но даже и их повреждения. Например, печень…
Террорист в макинтоше быстро устремляется в центр сектора, к сцене.
— Э, э! — кричит ему вслед Платоша, — Не спеши!
Террорист притормаживает и недоуменно оборачивается.
— Надо оформить заявку, — говорит Платон, — Заявку на теракт. А то непорядочек.
— Волокита, — морщится террорист, — Давай я так просто взорву… раз — и всё? У тебя тут потом целый грузовик взорвется, от меня и следа не останется.
— Щаз! — улыбается террористу Платон, — А детонаторы я тебе как спишу? На благотворительность? Нет, любезный друг, мы живем в честной и прозрачной стране. Так что изволь пройти в помещение и написать заявление.
Террорист вздыхает, но подчиняется. Мы вместе подходим к бункеру. У дверей стоит улыбающийся морской пехотинец.
— Хау ду ю ду? — спрашивает Платоша.
— Йес ай ду, — отвечает солдат и открывает толстенную алюминиевую дверь, — Уот виз зе фэйс оф зис мэн, сир? [67]
Все вместе проходим внутрь.
В бункере очень демократично. Большой стол «Проктэр энд Гэмбл — ИКЕА» из новгородского полистирола. Рядом с ним — четыре таких же полистироловых стула синего цвета и шкафчик. Платон достает из шкафчика бланки, морпех присматривает за террористом, а я подхожу к смотровой щели, возле которой на треноге установлена небольшая белорусская подзорная труба. Припадаю к трубе и навожу ее на центр сектора, прямо на сцену. Рассматриваю куклы вблизи.
67
Что с лицом этого человека, сэр? (англ.)
Вот симпатичный юноша с глумливой улыбкой. А вот рыжая старуха в вызывающей мини-юбке. Постыдилась бы показывать ноги. Вот здоровенный верзила, похожий на падшую женщину. А вот разодетый в пестрый халат старичок с длинной козлиной бородкой. Вот длинноволосая женщина, на лице у которой тридцать, а в глазах и все восемьдесят. А вот белобрысый проказник с отставленным задом и серьгой в правом ухе. Вот прекомичный дуэт — похожий на Сартра господин в черной паре и рядом с ним большегрудая женщина с глазками-кнопками. А вот высокая дама с лицом куртизанки и в тюлевой пачке. Вот два щуплых мужичка в платочках и юбках. Какая же гадость! А вот похожее на яркую тропическую гусеницу существо — все в блестяшках, с огромной бесформенной грудью, в нелепой шапочке, в халате с высоким воротником и с тоненькими юношескими ножками. Мерзость. Прототипы этих людей когда-то работали на так называемую стабильность, зомбировали и оглупляли граждан Д.России, создавали у них ощущение лицемерного праздника в то время, как страна разворовывалась, задыхалась от несвободы и полным ходом двигалась к катастрофе. Чувство животной ненависти поднялось во мне откуда-то снизу, но я быстро справился с приступом — свободный человек
— Прошу разрешить мне проведение персонального террористического акта, — вдруг слышу я голос Платона, который диктует, и оборачиваюсь — По форме… по какой форме проводить будешь?
— Самоподрыва, — отвечает сидящий за столом и пишущий террорист.
— По форме самоподрыва, — продолжает Платон, шагая по помещению, — специального сертифицированного заряда мощностью, равной… что там у тебя будет?
– «Вместе и навсегда», - быстро отвечает террорист, — Двухуровневый салют: яркие цветные заряды разрываются разноцветными сферами, золотыми и серебряными хвостами, мерцающими, трещащими сферами.
— Трещащими сферами… — бормочет Платон себе под нос, что-то подсчитывая, — Ну, пиши — мощностью, равной ста пятидесяти граммам в тротиловом эквиваленте. Эквиваленте… Написал? Отлично. Тип террористического акта — «Вместе и навсегда». Вместе… навсегда… Написал? Число и подпись.
Террорист подписывает заявление. Платон подходит к столу, берет у террориста лист и внимательно перечитывает его. Потом берет у него ручку и ставит широкую подпись.
— Прекрасно, — говорит Любомиров, — Теперь можешь идти на исходную. Только, пожалуйста, подальше от артистов. Не ты их заказывал. На, держи.
И Платон протягивает террористу маленькую девятивольтовую батарейку.
Террорист молча встает из-за стола, берет батарейку и, не поднимая глаз, выходит из бункера. Морской пехотинец прикрывает за ним толстую дверь. Платон подходит ко мне и мы смотрим в бетонную щель.
Террорист входит в поле нашего зрения, поводит плечами и начинает бежать к центру сектора.
— Вообще такой теракт обычно совершают вдвоем с девушкой, — поясняет Платон, — В знак как бы вечной любви и преданности. Странно, что он пошел на него один. Наверное, здесь какая-то личная драма.
— Похоже на то, — соглашаюсь я, — Уж больно он был нервный, когда я встретил его в лифте. То ли девушка его бросила, то ли еще что…
В этот момент на месте террориста хлопает и нас ослепляет белая вспышка. В сумеречное небо над сектором поднимаются яркие цветные заряды, которые спустя мгновение разрываются разноцветными сферами, золотыми и серебряными хвостами, мерцающими, трещащими сферами.
— Красиво, — шепчу я восторженно.
— Даже не верится, — улыбаясь говорит Любомиров, — Что когда-то теракты приносили людям лишь боль и страдания. Все же насколько демократия все изменила в нашем обществе.
— Но ведь он-то погиб, — говорю я с некоторым сомнением, глядя на темный круг на том месте, где был террорист.
— Он самоопределился, — возражает мне Любомиров, — Это его свободный выбор. Ну что же, теперь грузовик. Где грузовик?
Платон открывает дверь и выходит из бункера. Следом за ним выходит надежный морпех.
Я смотрю на то место, где только что взорвался живой человек и понимаю, насколько прекрасна истинная свобода. Пусть даже это свобода выбора способа ухода из жизни. Без религиозных и морально-этических предрассудков. Чистая, незамутненная свобода, которая позволяет каждому представителю террористического народа выбрать себе по вкусу — «Килиманджаро», «Подмосковные вечера» или «Вместе и навсегда». Цветные букеты с трещащими звездами, золотые змейки, красочно раскрывающиеся цветными сферами или же яркие цветные заряды с оглушительным треском. Свобода выбора без всякого давления и влияния. Нет, академики не зря боролись за нашу свободу.