Шрифт:
Фриц по привычке, на которую не могли повлиять ни гневные тирады экскурсовода, ни лишение страховки от турфирмы, в ответ на жалобы того самого экскурсовода — бывшей диссидентки, отбился от остальной группы туристов. И дело тут было вовсе не в возрасте, называемом русскими «преклонным». Да и лагерь, где Фриц провёл последние свои годы в СССР, оказался вовсе не оздоровительным. Тем забавнее было смотреть на новоявленных "ветеранов войны", из ОУН УПА и им подобных, прошедших всю войну с трофейным оружием, никогда не служивших оккупантам, а потом, ещё, проведших лет по 25 в ГУЛАГе… и выглядящих моложе фрицевых сыновей…. Дело было в нём и в них. Молодёжь лихо фотографировалась на фоне местных достопримечательностей. При
По пути, кроме шайки навязывающей карточки дающие право на приобретение стартового пакета, так, что уже подписавшись ты узнаёшь, что сама карточка стоит почти столько ж, сколько и пакет, попалась девушка с пирсингом во всех видимых, включая пуп, и, судя по рельефу на её ядовитой раскраски топе, невидимых местах. Фриц обратил на неё внимание не из-за слоя боевой раскраски, подчёркивающего нечищеные зубы. Девушка раздавала всем желающим ленты из 2 оранжевых и 3 чёрных полос, вроде тех, что прилагались к Георгиевским орденам, крестам, медалям и бескозыркам в царской России. Такую раскраску Фриц видел на медальных колодках советских солдат. Он знал её значение, а главное — цену.
— Слышь, папик. — Девушка схватила Фрица за пальто, обдав амбре из духов, перегара и немытого тела. — Будь патриотом. Возьми ленточку. Будешь, типа, перед внучками щеголять. Машина есть? На антенну привяжешь. Только, чтоб, не на номера. А то мой в прошлом году так сделал, так потом столько ментам отстегнуть на лапу вышло….
— Штраф большой платить пришлось?
— Та ты, что, в натуре, — Фриц окинул себя взглядом: «Вроде бы пальто-брюки и полуботинки на месте. Почему «в натуре»?», — за лохов нас держишь? «Штраф платить»….
Девушка смачно плюнула под ноги. Почти как та шайка с карточкой. На ботинках у неё тоже были Георгиевские ленты.
Фриц старался, чтоб его голос был невозмутимым, а главное — скрыть свой тевтонский акцент:
Елена Корчинская
— Если бы я первым ворвался в стан врага, спас бы знамя своей части, подстрелил с полсотни вражеских солдат, сбил 3 самолёта или танка, или ещё какой подвиг совершил, у меня такая бы была. А если я ничем подобным не отличился, то чего она будет стоить, такая лента?
— Да ты что, папаша, гонишь, что ль?
— Кого, куда гоню?
Девушка подняла 3 пальца и выделяя этим жестом каждый слог, чтоб до явно выжившего из ума старика дошло, что, в отличие от торговцев скидками на стартовые пакеты, не возьмёт с него не копейки, протянула:
— Бес- — язык заплетался — плат-но!
— Вот то-то ж….
Носили эти ленты все кому не лень: и те, кто честно откупился от воинской службы и те, кто про Войну знали, что вместе со Сталиным на них мог напасть и Гитлер…. Удивительно, как те самые ветераны ОУН-УПА, РОА не догадались её надевать. Вот то бы было
Фриц
Из рассуждений меня вывел звон бьющегося стекла. По асфальту искрами рассыпались осколки бутылочного стекла. Мусора итак вокруг было больше, чем в урнах. Бросилась в глаза георгиевская лента, обвязанная вокруг горлышка.
— Эй, папаша, закурить, типа, дай.
За бутылкой последовал традиционный залп из плевков.
— Бросил я. Правда, слишком не вовремя… — Ах, да, надо было сказать «поздно»….
— Эт ты прав, папаша, что «не вовремя»! — Сказал он, ударом в рёбра валя меня на заплёванный асфальт.
— Да он бухой! Языком еле ворочит. — Всё-таки с акцентом говорю. — Иль обдолбался….
— И на ногах не стоит! Гы-гы-гы-гы-гы!...
— Эй, тёла, а те от это на…?
— Э, отвали! — Девушка стала отбиваться, но силы были неравны.
Как меня один «квантунец» учил, да и самбисты-надзиратели, когда пребывали не в сколько хорошем настроении, сколько мучились от скуки могли поделиться опытом…. Всё, что осталось от моих сил сосредоточилось на кончике кисти правой руки, и перешло в солнечное сплетение. Только не моё. Между ног у бравого грозы пенсионеров и покорителя — когда пятером на одну — потемнело. С сиплым стоном он сложился втрое и завалился на бок. Только в кино враги выстраиваются в очередь под неустанные кулаки главного героя. Даже если б я не знал усталости, я бы всё равно не успел развернуться прежде чем оставшаяся четвёрка на меня накинется. Ну, что ж, я готов. Не отдал жизнь борьбе с Jewish Bolshevism^1, отдам, хотя бы, борьбе с урками.
Выйдя из ступора, длившегося несколько бесконечно долгих секунд, за которые будь я чуть моложе, смог бы убить их голыми руками, все четверо мигом среагировали: издав пронзительный визг, способный напугать опытного мясника всю жизнь резавшего боровов, и ветеринара, кастрировавшего поросят, они помчались, буквально, на все 4 стороны, каждый своим стилем. Один помчал прыжками, превосходящими стандартный спортивный барьер. Второй упал на четвереньки и так и не вставая пустился в рысь быстрее пони, которому не уступал в размерах.