День рождения Лукана
Шрифт:
– Трудно поверить, что где-то здесь можно найти приятное место для отдыха, – задумчиво произнес Стаций. Он все время украдкой поглядывал на Поллу и надеялся привлечь ее к разговору. Но она в основном приветливо улыбалась, ограничиваясь лишь немногими деловыми замечаниями.
– Доверься Поллию, дорогой гость! – ответила она на этот раз с улыбкой. – Он знает, что предлагает.
Довольный Поллий ласково привлек ее к себе и поцеловал в висок:
– Не скромничай, душенька! Ведь это ты открыла это место. Ты не представляешь, какое она у меня сокровище! – обратился он к Стацию, указывая на жену. – Лучшей хозяйки не сыскать во всей Италии! Она, моя радость, взяла на себя всю деловую сторону управления виллой, полностью освободив меня
– Я всего лишь женщина, и возвышенные философские вопросы мне чужды, – сдержанно возразила Полла. – Из всего учения Эпикура, которым так увлечен мой муж, я запомнила только две вещи: первая – что Эпикур ушел в свою философию, когда никто не смог объяснить ему, что такое «хаос» у Гесиода, а вторая – что миры сосуществуют с мирами. И то и другое мне близко. Мне тоже в свое время никто не мог объяснить, что такое хаос… И сейчас мне порой кажется, что где-то здесь, рядом с нами, кроется иной мир. Может быть, в этой синей бездне…
Стаций приготовился ее слушать, но она вдруг смолкла так же внезапно, как заговорила. Поллий вновь перехватил нить разговора и начал сыпать цитатами из Эпикура и Лукреция.
Стаций глядел на Поллия и пытался понять, что за перемена произошла в нем за те годы, пока он его не видел. Отчасти это был прежний Поллий: добродушный, надежный, старательный. Хотя Стацию всегда недоставало в нем какого-то полета. Но сейчас к этому прибавилось – или обострилось с годами? – это упорное чудачество. Что заставило его сделаться до странности убежденным эпикурейцем? В начале своего пути он вполне успешно начал продвигаться по служебной лестнице и все у него получалось. А сейчас с ним и говорить сложно: на каждом шагу расставлены какие-то запреты, касающиеся и прошлого, и настоящего. Даже из их общего детства половина тем оказались запретными: кто-то, кого пытался вспомнить Стаций, уже умер, и поэтому Поллию больно его вспоминать, с кем-то он порвал, и опять-таки вспоминать неприятно… Счастливы ли они с Поллой – во всяком случае так, как он пытается это представить? Он и ее оберегает от ее прошлого, это понятно, и она подчиняется, но что у нее внутри? Что она не хочет слушать его стихи, неудивительно. После божественных гекзаметров Лукана старательные потуги Поллия, даже при самом хорошем к нему отношении, трудно воспринять всерьез.
Несмотря на некоторую разобщенность разговора, дорога промелькнула быстро, и к полудню они достигли цели пути. Наверху на скалах высились чьи-то виллы, под скалами от дороги пологий склон, поросший деревьями, спускался к самой воде. В просветах между деревьями было видно, что трава в этом месте и правда зелена. Ветер слегка сменил направление и усилился, наводя на мысль о возможном дожде, но дуновение его было приятно.
Под сенью мелколиственного дуба, рядом с мирно журчащим ручейком к их приезду уже были водружены пиршественные ложа и столик. Поллий и Стаций возлегли, Полла села, как всегда прямо и собранно. Проворные рабы покрыли ложа коврами, а сто лик – скатертью. Принесли пурпурное вино, местное, суррентинское, и закуску: свежих устриц, «мину-тал» – мелконарубленные овощи, политые уксусом, «оксикомин» – маринованные маслины с тмином.
– Я никак не расспрошу тебя о главном, Стаций! – начал Поллий. – Что ты сейчас пишешь? Я слышал, что ты давно работаешь над какой-то поэмой. Расскажи, что ты сочиняешь.
– Эпос о походе семерых против Фив, – ответил Стаций. – Уже близится к концу.
– Это в высшей степени интересно! – воскликнул Поллий. – Почитай что-нибудь! Хотя бы начало! В начале обычно сказано главное.
Стаций пригубил вино из стеклянного кубка, потом набрал воздуха в легкие и, опустив глаза, начал читать своим глуховатым голосом:
Братоубийственный бой, и власти черед, оскверненныйЛютою29
Здесь и далее «Фиваида» приводится в пер. Ю. А. Шичалина.
Он нерешительно поднял глаза, не зная, продолжать ли. Поллий сидел понурясь, как будто чем-то огорченный. Зато Полла смотрела на него не отрываясь, широко открытыми глазами. Уловив паузу, Поллий, прервал его:
– Стих твой прекрасен. Но опять «братоубийственный бой»… Что влечет вас, поэтов, к таким темам? – Стаций уловил намек на Лукана. – Можно ли петь об этом, сохраняя душевное равновесие? Отчего не избрать тему более мирную, спокойную?
– Каждый пишет о том, что глубже всего запало ему в душу, – ответил Стаций. – Но если и воспоминание о походе семерых против Фив тебя огорчает, я, конечно, не буду смущать твой покой…
– Да нет же! Как бы тебе объяснить! – растерянно забормотал Поллий. – Не о семерых против Фив…
– Я догадываюсь, что ты имеешь в виду другие распри. Да, я и подразумевал – те, которые прошлись по судьбе нашего поколения. Но я предпочитаю, чтобы события нашего времени лишь угадывались сквозь покров мифа. Так больше свободы. И кроме того, уходит то наносное, поверхностное, что свойственно современности. Остается самое ядро. А миф – это целый мир. Мой мир, я привык в нем жить. Он помогает увидеть…
Внезапный порыв сильного ветра заставил шелестеть вершины деревьев. Откуда-то из-за гор послышалось воркование грома.
– О, неужто Громовержец решил-таки поразить кого-то перуном? – с преувеличенным удивлением проговорил Поллий, похоже радуясь возможности прервать нежелательную для него беседу. – Пора, давно пора… Эрот, сбегай посмотри-ка, близко ли туча, – обратился он к мальчику-слуге. Тот резво побежал по склону, смешно вскидывая пятки и размахивая руками.
– Ну что ты будешь делать с этими мальчишками? – с досадой пробормотал Поллий. – Сколько им ни повторяй, чтобы вели себя чинно, все впустую… Только порка, ничего другого они не понимают. Надо сказать Гермократу, чтобы поучил.
– Туча выходит из-за гор! Темная! И совсем близко! – крикнул мальчишка.
Впрочем, об этом можно было уже не говорить. Ветер – мощный австр [30] – рванул с новой силой, запрокинув скатерть на углу стола. Еще мгновение – и по листве закапали крупные капли.
– Боюсь, что добраться до верха мы не успеем, – сказал Поллий. – Но тут есть небольшой храм Геркулеса, можно укрыться от дождя в нем. Сдается мне, что дождь этот долгим не будет, переждем. Пойдемте скорее. Слуги все уберут.
30
Австр – южный ветер.