День рождения

Кин Дей

– А вот и старичок приехал, – сказала она. – Пока, Гуэн.

– Добрый вечер, Джим, – кивнула мне Гуэн.

Я ждал, что она сейчас добавит «С днем рождения тебя». Но ничего подобного. Хотя Гуэн знала об этом, потому что ее Боб тоже родился шестого, но февраля.

Когда я вышел из машины, Мэй была уже в гараже. Она приблизила ко мне лицо.

– Дорогой, я так рада, что ты приехал. Трудный выпал денек, да?

Ее нежные губы пахли свежестью.

– Да не очень.

Обняв за талию, я увлек ее к дому.

– Большую часть дня пришлось

ездить. Надо было сказать Мантиновер, что кассационная жалоба отклонена.

Лицо Мэй напряглось.

– И этот негодяй, Кендалл, именно тебе поручил эту грязную работу! Как она это восприняла, Джим?

Я пожал плечами.

– Ну как она могла это воспринять? Она ведь в блоке смертников. Плохи ее дела.

Стол был уже накрыт, но я не нашел на нем ничего, что говорило бы о праздничном ужине. Мэй не выставила ни красивых рюмок, ни новых тарелок. На подносе для сладкого лежало несколько паршивых печений. Цыпленком на кухне и не пахло.

– Бедная девочка, – сказала Мэй. – Как только я о ней подумаю, мне становится не по себе.

Она погладила мою руку, лежащую на ее талии.

– Пойди, помой руки, дорогой. Сейчас подам ужин.

Моясь в нашей крохотной ванной комнате, я задавал себе вопрос: неужели Мэй забыла про день рождения? А может, ей вообще на это наплевать? А может быть, она считала, что мы уже староваты для подобных развлечений. Я посмотрелся в зеркало. За последнее время я, и впрямь, как-то постарел. Появились залысины, лоб избороздили морщины, и я начал принимать вид хронически озабоченного человека, старающегося растянуть каждый доллар.

Когда я вернулся на кухню, Мэй клала на блюдо сероватые куски печенки и вареный картофель. Печенка на вид была несъедобной. Мэй подтвердила мои опасения.

– Боюсь, что печенка немножко жестковата, – сказала она. – Это – бычья печенка. По нынешним ценам мы не можем позволить себе купить телячью печенку.

Я почувствовал, что во мне закипает раздражение.

«Точно! Ну давай, продолжай, – подумал я. – Докажи мне, что я – неудачник, что не могу даже заработать на приличную еду для семьи».

Итак, я не ошибся: Мэй забыла про то, что сегодня – мой день рождения, но решил, что лучше умру, чем напомню ей об этом.

– Раскладывай пока по тарелкам, – сказал я ей. – Пойду включу дождевальную установку.

– Хорошо, Джим, – с улыбкой ответила Мэй.

На улице было уже совсем темно. Я взял из машины бутылку, отхлебнул из нее, не стесняясь, и затем открыл кран. На газоне я увидел большое коричневое пятно, которого утром не было. Тут еще и кроты суются, куда их не просят!

Печенка на вкус была еще более жесткой, чем на вид. Мэй говорила без умолку всякую ерунду: «Картерсы купили в кредит складной диван; у Гуэн Шелли сломалась стиральная машина, а в ней осталось шесть простыней; малыш у Бенсонов заболел коклюшем; заметил ли я на газоне кротов?»

Мною понемногу овладевала ярость. Если бы мне позволяли средства, я бы пригласил Мэй в «Чаттербокс» или в «Зеркало», и она бы вспомнила,

конечно, что сегодня мой день рождения. Кендалл, разумеется, частенько бывал в этих заведениях. А вот Чартерсы – не были ни разу. Чтобы туда сходить, нам надо было бы больше месяца жить в режиме строжайшей экономии. К тому же сэкономленные таким образом деньги лучше было бы использовать на оплату по моему страховому полису или для оплаты счета за электричество.

– Извини за печенку, Джим, – сказала Мэй.

Я ответил, что это не имеет значения. Я тайком следил за Мэй и спрашивал себя, как такому сухофрукту, как я, удалось жениться на столь красивой женщине. Мэй была создана для мехов и жемчужных ожерелий. Когда-то я думал, что благодаря мне она все это будет иметь, но результат был таков: прошло уже десять лет. Мэй постоянно носила четырехгрошовые платья, жила в коробке для галет и ела бычью печенку в мой день рождения, про который она к тому же – дальше ехать некуда – забыла.

Под предлогом необходимости перемещения дождевальной установки я отлучился, чтобы перекинуться парой слов с бутылкой.

Пел сказала, что Мэй повезло с таким мужем, как я. Умрешь от смеха.

Мэй догадалась, что в машине было виски. Я понял это по тому, как она на меня посмотрела. Она чуть было со мной об этом не заговорила, но потом передумала.

Я заставил себя съесть свою порцию печенки. Десерта не было. Мэй начала мыть посуду. Я развернул газету, но даже не взглянул в нее. Я прислушивался к побрякиванию посуды на кухне, слышал жужжание дождевальной установки и писк комаров, пытавшихся проникнуть в дом сквозь сетки на окнах.

Выпитый виски начал давать о себе знать. Обычно я от спиртного расслабляюсь и прихожу в радостное и веселое настроение. Но сегодня виски вызывал во мне раздражение. Я представил Кендалла и Лу у Стива (в «Деревенской таверне») сидящими за прекрасным столом перед толстыми, как Библия, отбивными. Я так и не смог сводить Мэй к Стиву. Это невозможно сделать, получая в неделю семьдесят два с половиной доллара, каждый из которых был уже заранее неоднократно подсчитан и имел свое предназначение.

Мэй кончила возиться с посудой и принялась наводить порядок в столовой. Я твердо знал одно: пусть мы были бедны, но если бы за чистоту брали на небо, то для Мэй следовало бы зарезервировать там, наверху, почетное кресло. Закончив уборку, Мэй подошла ко мне и присела на подлокотник моего кресла.

– Что с тобой сегодня, милый, почему ты так молчалив? Почему я так молчалив?

На меня вдруг напало раздражение. Мне надо было выговориться.

– Кендалл вышвырнул меня вон.

Она застыла.

– За что?

– Мне он этого не сказал. Просто заплатил то, что был должен заплатить и сказал, чтобы я не утруждал себя завтра утром выходом на работу.

Я ожидал криков, но их не было. Мэй просто взяла мою руку и сжала ее изо всех сил.

– Не расстраивайся, дорогой. Выкрутимся.