День Шакала
Шрифт:
Покружив по Тюлю и выяснив, где вокзал, он поставил машину на тихой улочке за три квартала так, чтобы она не бросалась в глаза, и оставшиеся полмили прошел пешком с двумя чемоданами и саквояжем в руках.
— Будьте добры, один билет до Парижа, второй класс, пожалуйста, — сказал он кассиру. — Сколько я плачу?
Он заглянул поверх очков в уютное гнездышко кассы.
— Девяносто семь новых франков.
— Пожалуйста, в какое время следующий поезд?
— Одиннадцать пятьдесят. Вам придется обождать около часа. На перроне есть ресторан. На Париж с первой платформы.
Шакал взял вещи и направился к контролю.
— Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
Жандарм из КРС был молод и пытался выглядеть солиднее, чем позволял возраст. Через плечо у него был переброшен автомат. Шакал снова поставил вещи и вручил ему датский паспорт. Жандарм перелистал его и не понял ни слова.
— Вы датчанин?
— Простите?
— Вы… датчанин? — Он постучал по корочке паспорта.
Шакал расцвел и радостно закивал.
— Датчанин… да, да.
Жандарм вернул паспорт и кивнул в сторону перрона. С равнодушным видом он шагнул вперед, преграждая дорогу другому пассажиру, пропущенному через контроль.
Луизон вернулся с рынка около часа, пропустив по дороге стаканчик-другой вина. Жена, пребывавшая в расстроенных чувствах, поведала ему свою скорбную новость. Луизон взял дело в свои руки.
— Я заберусь, — объявил он, — и загляну в окошко.
Поначалу у него вышли разногласия с лестницей. Она вела себя как заблагорассудится. Однако в конце концов ее удалось прислонить к кирпичной кладке под окном хозяйкиной спальни, и Луизон, пошатываясь, забрался наверх. Через пять минут он спустился.
— Госпожа баронесса почивает, — объявил он.
— Она никогда не спит так поздно, — возразила Эрнестина.
— А вот сегодня почивает, — ответил Луизон, — и не нужно ее беспокоить.
Парижский поезд запаздывал. Он прибыл в Тюль точнехонько в час. Среди севших в Тюле пассажиров был седой протестантский пастор. Он выбрал купе, в котором ехали лишь две женщины средних лет, устроился в уголке, нацепил очки для чтения в золотой оправе, достал из саквояжа толстую книжицу о церквах и соборах и начал читать. В Париж, сказали ему, поезд прибывает этим же вечером в двадцать часов десять минут.
Шарль Бове, стоя у неподвижного такси, посмотрел на часы и выругался. Полвторого, самое время подкрепиться, а он застрял тут между Эглетоном и деревушкой Ламазьер в самом безлюдном месте. Со сломанным валом. Можно, конечно, бросить автомобиль, попытаться дойти пешком до соседней деревеньки, оттуда автобусом доехать до Эглетона и вечером вернуться с аварийной машиной. Но одно это станет ему в недельный заработок. Тем более, что дверцы не запираются, а ветхая колымага — все его достояние. Не бросать же такси на растерзание вороватым деревенским мальчишкам! Лучше уж немного потерпеть и дождаться попутного грузовика, который отведет его на буксире назад в Эглетон. Еды у него не было, в машине лежала бутылка вина. Правда, уже почти пустая: когда копаешься под машиной, здорово сохнет глотка. Он забрался на заднее сиденье и принялся ждать. На обочине было адски жарко, никакой грузовик не тронется с места, пока не станет чуточку прохладней. У крестьян сейчас сиеста. Он устроился поудобнее и крепко
К четырем часам Эрнестине удалось настоять на своем.
— Полезай наверх еще раз, разбуди госпожу, — надоедала она Луизону, — не может такого быть, чтобы человек целый день все спал да спал.
Старик Луизон снова поднялся по лестнице, на сей раз поуверенней, осторожно приподнял раму и шагнул в комнату. Некоторое время спустя он высунулся в окно и хрипло позвал жену.
— Эрнестина, госпожа вроде померла.
И вот он уже катил по дорожке, нажимая на педали изо всех сил, какие оставались в его дрожащих от страха ногах. Доктора Матье, который пятый десяток пользовал жителей Верхнего Шалоньера, он нашел в конце сада, где тот дремал под абрикосовым деревом. Старик согласился немедленно отправиться в замок. Когда его автомобиль, тарахтя, въехал во двор, перевалило за половину пятого, и прошло еще четверть часа, прежде чем он выпрямился у постели и обратился к двум слугам, стоявшим в дверях.
— Она мертва. Ей сломали шею, — с дрожью в голосе произнес он. — Нужно вызвать жандарма.
Клод Лебель позвонил из Парижа Валантэну в половине седьмого.
— Что нового, Валантэн?
— Пока ничего, — ответил Валантэн. — Мы перекрыли дороги… Минуточку, только что поступило новое донесение.
Трубка замолкла, но Лебель слышал скороговорку того, с кем переговаривался Валантэн на другом конце провода. Затем снова раздался голос комиссара:
— Чертовщина какая-то! Произошло убийство.
— Где? — оживился Лебель.
— В соседнем замке. Только что поступил рапорт от деревенского жандарма.
— Кто убит?
— Владелица замка. Один момент… баронесса де ла Шалоньер.
Карон видел, как побледнел Лебель.
— Валантэн, слушай внимательно. Это он. Скрылся он уже из замка?
В полицейском участке Эглетона снова посовещались.
— Да, — ответил Валантэн, — уехал нынче утром в машине баронессы. Маленький «рено». Тело обнаружил садовник, но ближе к вечеру. Он думал, что баронесса спит. Потом влез через окно и увидел, что она мертва.
— Номер и приметы автомобиля у тебя есть? — спросил Лебель.
— Да.
— Так подними тревогу по всем постам. Секретность уже ни к чему. Теперь мы охотимся за убийцей — и в открытую. Я объявлю общегосударственный розыск, но ты постарайся, если сможешь, взять след на месте преступления. Постарайся выяснить, в каком направлении он скрылся.
— Есть, исполню. Вот теперь можно взяться за дело по-настоящему.
Лебель положил трубку.
— Господи, к старости я начинаю плохо соображать. Фамилия баронессы де ла Шалоньер была в списке «Отель дю Серф» как раз в тот вечер, когда там останавливался Шакал.
Совершавший обход полицейский обнаружил машину на невзрачной улочке Тюля в семь тридцать вечера. Он вернулся в участок без четверти восемь, а без пяти восемь Тюль связался с Валантэном. Комиссар из Оверни позвонил Лебелю в пять минут девятого.
— Примерно в полкилометре от вокзала, — сказал он Лебелю.
— У тебя есть под рукой расписание?
— Да, должно где-то быть.
— Во сколько парижский утренний отошел из Тюля и когда он должен прибыть на Аустерлицкий вокзал? Скорее, ради бога, скорее!