День состоит из сорока трех тысяч двухсот секунд: Рассказы

Устинов Питер

— Мм… Пожалуй, но эта вмятина кажется больше той, разве нет? Чем дольше на нее смотришь, тем глубже она становится…

Они заглянули друг другу в самую глубину души.

— Сорок франков наберете? — спросил Кнусперли.

— Наберу ли я сорок франков! — рассмеялся Деморуз.

— Вы мне тут голову не морочьте. Уж я-то знаю, кто вы и что вы — пьянчуга… ничтожество… позор всей долины.

— Я могу себе позволить все что угодно, за сколько угодно, когда угодно, — заявил Деморуз на самых высоких нотах. — Вопрос лишь в том, угодно ли мне потратить сорок франков.

— Так угодно ли вам?

— Сорок франков за

эти часы? Да.

— Хорошо. Берите их. Но с одним условием.

— Каким именно?

— Вот часы ценой в сорок франков. Это — «Помона Эвергоу» в противоударном хромированном корпусе. По цене и вещь. Вы пошлете их этой женщине и напишете ей, что сами их выбрали и они стоят ровно столько же, сколько те, которые она вернула. Это уж на вашу ответственность.

— Годится, — прошептал Деморуз, отсчитывая сорок франков мелкими деньгами, которые под конец становились все мельче и мельче.

Кнусперли дважды пересчитал их и положил в ящик кассы.

— И вот еще что, — сказал Деморуз.

— Да?

— Кто оплачивает почтовые расходы?

Кнусперли быстро прикинул все. Он совершил выгодную сделку и хотел теперь казаться щедрым.

— Почтовые расходы пополам.

Они пожали друг другу руки.

Три дня спустя Пия получила в Париже новые часы.

Они пришли в том же самом конверте, только переадресованном на ее имя. И надпись, выведенная ее рукой: «Подарок. Ценности не имеет», сохранилась по-прежнему. Новые часы показались ей на вид подозрительно дешевыми, а когда она попробовала их завести, головка пружины тут же отвалилась. Пия немедленно отнесла их часовщику, который объяснил, что часы вряд ли есть смысл чинить, поскольку ремонт придется делать часто и стоимость его скоро превысит цену часов. Тогда она попросила его оценить их, но он ответил, что никогда не имел дела с товаром подобного сорта. Уступая ее просьбам, он наконец сказал, подумав, что красная цена им — двадцать франков.

Вернувшись домой, отчаявшаяся и разъяренная Пия написала длинное письмо мосье Петисьону, изложив суть обмана, жертвой которого стала. Мосье Петисьон прочитал письмо за завтраком сначала с веселым изумлением, затем с приятным чувством гнева. Сказать по правде, ему уже изрядно наскучило пребывание в горах. Снега он не любил. И выносил его лишь благодаря нарядам, которые женщины надевали, чтоб показаться на заснеженном фоне. Мосье Петисьон питал слабость к элегантным свитерам, которыми женщины любили поражать воображение, и особенно к облегающим брюкам — в них дамы появлялись после лыжных прогулок: ах, как выгодно они обрисовывали очертания женской фигуры — такой субтильной в минуты отдыха и упругой, пышной в движении. Он был из любителей поглазеть на прекрасный пол, но никогда не унизился бы до замочной скважины. Однако и эти невинные услады стали ему приедаться. Телефона и телекса было явно недостаточно, чтобы полностью занять его внимание или бросить вызов его проницательному уму. Профессия же мосье Петисьона приучила его остро реагировать на всякое жульничество и нарушение закона; более того, он часто воображал, будто отыскал симптомы этих явлений там, где на самом деле их не было. Поэтому письмо Пии подействовало на него, как кость, которую кто-то вдруг сунул под нос задремавшему псу. Он решил разобраться в этом деле и привлек весь свой обширный и горький опыт знакомства с двуличием человеческой

натуры, чтобы выполнить данное ему деликатное поручение.

Мосье Петисьон вошел в лавку Кнусперли перед самым обедом, когда мадам Кнусперли помогала своему мужу за прилавком.

Быстро отделавшись от двух других покупателей, Кнусперли улыбнулся столь почтенному клиенту.

— Не часто мы имеем честь видеть вас лично, мосье Петисьон, — сказал он. — Надеюсь, нет никаких жалоб на лыжные ботинки для вашего сына?

— Я даже не знал, что они куплены здесь, — отвечал Петисьон.

— О да… Мы подобрали лыжное снаряжение для всей семьи. Мадам была у нас только вчера вместе со своим инструктором, они подыскивали более совершенную модель лыж. Я предложил им «Лоун Иглз» — любимую марку чемпиона…

Петисьон бросил на него острый взгляд.

— Я пришел сюда не за покупкой, — сказал он. — Напротив, я хочу получить кое-какие деньги с вас.

— С меня? — Кнусперли побледнел.

— Речь идет о часах, — продолжал Петисьон в свойственной ему спокойной, деловой манере.

— О часах. Я что-то не припомню…

— Напротив, у меня есть основания полагать, что вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Моя служанка купила у вас часы.

— Эта итальянская дама? О, разумеется…

Изображая невинность, Кнусперли волей-неволей подыгрывал во всем Петисьону.

— Совершенно верно. Итальянская дама. Она приобрела у вас часы за сто восемьдесят франков.

— Вообще-то их настоящая цена сто девяносто восемь франков, но я сделал скидку специально для нее.

— Это, безусловно, было весьма великодушно с вашей стороны. Теперь разберемся, продиктованы ли ваши дальнейшие поступки все тем же великодушием. Как я понимаю, часы эти покупательнице не подошли и она вернула их вам для обмена — такова обычная практика во всех хороших магазинах.

— Согласен с вами, мосье.

— Рад это слышать. В самом деле, вы подтвердили свою точку зрения, послав ей в обмен часы стоимостью примерно в двадцать французских франков… это по нынешнему обменному курсу около восемнадцати швейцарских франков.

— О мосье, я протестую! Кто оценивал часы?

Мосье Петисьон сверился с бумажкой, на которой составил для себя резюме.

— Фирма «Ожье, Дюпон и сын», бульвар Победы, сто восемнадцать, Париж. Они представляют по меньшей мере три известные швейцарские часовые фирмы.

— Но, мосье, ведь это «Помона Эвергоу»!

— Я никогда не слышал о такой фирме, — ответил мосье Петисьон, — хотя веду дела с крупнейшими компаниями Женевы и Ла-Шо-де-Фона. Но и в моих познаниях могут оказаться пробелы. В таком случае вам достаточно только предъявить мне каталог фирмы «Помона», и мы вместе определим, сколько вы остались должны моей служанке.

Кнусперли смешался, особенно потому, что жена его внимательно прислушивалась к разговору.

— «Помона» не выпускает каталога своих изделий, — сказал он.

— Но почему? Разве это не обычная деловая практика?

— Не знаю, мосье. «Помона» — странная фирма во многих отношениях.

— Вполне могу в это поверить. Может быть, вы дадите мне ее адрес и телефон? Тогда мы сумеем выяснить все вопросы.

— У меня нет их адреса… при себе.

— Тогда как же вы получаете от них часы? — поинтересовался мосье Петисьон. — Уж не фабрикуете ли вы их случаем сами?

— Мосье, я буду с вами откровенен…