День совершенства
Шрифт:
Он поглядел на номеров, сидящих от него по другую сторону, рядом с ним, ниже его и выше его. Все они были, как Мэри КК, все улыбались и готовы были петь свои любимые рождественские песни. И все они одинаково нагоняли тоску, вызывали в нем грусть — любой и каждый в амфитеатре, сотни, тысячи, десятки тысяч. Скопища их лиц напоминали смуглые бусины, нанизанные на рядами уложенные струны.
Прожектора вырвали из темноты золотой крест и красный серп в центре чаши. Грянули четыре знакомые фанфарные ноты, и каждый
Братство могучее, единая Семья,
Сплоченные и дружные, без всяких лишних «Я».
Братству нерушимому мы жизни отдаем,
И Братство дарит жизни нам, которыми живем.
Нет, не были они могучим Братством, подумалось ему. А были они убогой общиной, тоскливой и достойной жалости, одурманенные медикаментами и обезличенные браслетами. Это Уни был могуч.
Братство могучее, славное племя,
Мы побеждаем пространство и время.
Он машинально подпевал, думая, что права была Маттиола: ослабленная доза влекла за собой новое для него ощущение несчастливости.
В одиннадцать часов вечера в воскресенье он встретился со Снежинкой в проходе между двумя зданиями на Нижней Площади Христа. Он обнимал и целовал ее с благодарностью, за ее сексуальность и юмор, бледную кожу и горький привкус табака — за все, что было ею и более никем.
— Слава Христу и Вэню, я рад тебя видеть, — сказал он.
Она сильно прижала его к себе и счастливо улыбнулась.
— Не сладко все время быть среди «нормальных»?
— Еще как! — сказал он. — Сегодня утром мне хотелось пробить не по мячу, а по команде моих футболистов.
Она рассмеялась.
Он испытывал депрессию после того вечера и концерта; теперь же он почувствовал себя свободным и счастливым и даже ростом выше.
— Я-таки нашел себе девушку, — сказал он, — и — ты не поверишь — у меня не было с ней никаких проблем.
— Гнусь!
— Конечно, не так долго и не так здорово, как было с тобой, но ведь не прошло и суток!
— Я могу обойтись и без подробностей.
Он усмехнулся, крепко обнял ее ниже пояса.
— Мне кажется, я способен проделать это и сегодня, — сказал он, поглаживая ее большими пальцами.
— Твое «Я» растет прямо на глазах.
— Все во мне растет!
— Пойдем, братец, — сказала она, убирая его руки и складывая ладонями вместе. — Будет лучше отвести тебя в помещение, пока ты не запел.
Они вышли на площадь и стали пересекать ее по диагонали. Безжизненно свисали флаги и украшения, развешанные на Рождество Марксово и смутно маячившие
— Но куда же мы идем? — спросил он, полный счастья. — Где та тайная явка, где встречается хворое отребье молодого здорового поколения?
— В Пред-У, — сказала она.
— В музее?
— В нем самом. Ты сможешь придумать лучшее место для группы морочащих Уни аномалов? Ведь мы с тобой именно к ним и принадлежим. Полегче, — сказала она, придерживая его за руку, — не маршируй так энергично.
На площадь из проулка, куда они направлялись, вышел номер. Он нес то ли чемоданчик, то ли телекомп в футляре.
Чип умерил шаг и шел нормально рядом со Снежинкой. Номер — он нес телекомп, — поравнявшись с ними, улыбнулся и кивнул. Они улыбнулись и кивнули в ответ.
Чип со Снежинкой спустились по ступенькам, и площадь осталась позади.
— А кроме того, — продолжала прерванный разговор Снежинка, — там от восьми и до восьми пусто, и там бесконечное множество курительных трубок и забавных одежд, и потрясающих кроватей.
— Вы берете эти вещи?
— Мы не трогаем кроватей, — сказала она. — Но время от времени ими пользуемся. Торжественное собрание в конференц-зале было лишь в твою честь.
— Что еще вы делаете?
— Ну, сидим в кружке и понемножку жалуемся на жизнь. Этим по большей части занимаются Маттиола и Леопард. С меня хватает курения и секса. Король иногда забавно пародирует некоторые ТВ-передачи — подожди, еще увидишь, как ты теперь сможешь хохотать.
— Кроватями вы пользуетесь на групповой основе?
— Только попарно, дорогой. Мы не настолько Пред-У.
— А с кем ты ими пользовалась?
— С Пташкой, разумеется. Нужда — мать изобретательности. Бедняжка, мне теперь так ее жалко.
— Еще бы!
— Да, жалко! Ах, впрочем, там в экспонатах девятнадцатого века есть искусственный пенис. Она не пропадет.
— Король говорит, хорошо бы найти для нее мужчину.
— Хорошо бы. Ситуация стала бы гораздо лучше, будь у нас четыре пары.
— Вот и Король говорит то же самое.
Когда они проходили по первому этажу музея, освещая себе путь карманным фонариком, который был у Снежинки, в населенных странными фигурами потемках вспыхнул луч другого фонаря и раздался голос почти рядом:
— Эй, кто тут? — Они остановились. — Простите, — сказал голос. — Это я, Леопард.
Снежинка направила луч на автомашину двадцатого века, и фонарик в ней погас. Они подошли к сверкающему металлическому экипажу. Сидевший за рулем Леопард оказался старым круглолицым номером. На нем была шляпа с оранжевым пером. На носу и на щеках темнели коричневые пятнышки. Он положил на край окна машины свою руку с такими же пятнышками и сказал: