День святого Валентина (сборник)
Шрифт:
Когда Кэт вернулась домой, то вместо прогорклого застоявшегося запаха никотина ее встретил сдобный пирожный дух. Навстречу ей из кухни выбежала веселая румяная мать. Кэт побоялась даже спросить ее о чем-нибудь, но она начала сама:
— Все в порядке, Катюшка! Я нашла работу! Они как раз искали юриста, а тут вдруг я! Мне пришлось помочь им составить один документ, и меня сразу взяли! Завтра уже выхожу! Раздевайся быстрей! Я на радостях пирогов напекла! Твоих любимых!
— Ур-р-ра-а-а! — крикнула Кэт и бросилась матери на шею.
Они несколько минут постояли обнявшись, а потом Кэт спросила:
— Ма! А как там с куревом?
Наталья Николаевна слегка оттолкнула от себя дочь и смущенно произнесла:
— Далось тебе мое курево… Там разрешается, в специально отведенных для этого местах…
— Ма! А может, ты бросишь, а? Ну что это за женщина-юрист, от которой несет, как от мужчины! Вдруг это клиентам не понравится, и тебя снова уволят?
— Катька! Я не буду работать с клиентами! Это же не консультация! Это фирма по изготовлению и продаже лакокрасочных материалов. Я просто буду оформлять специальные документы… ну… и разное другое. У меня в основном будет работа с бумагами, а не с людьми.
— И все равно! Ма! Я ненавижу этот запах! Меня от него тошнит! И сразу все… плохое вспоминается… Честное слово, только забудешь про все наши несчастья, только чему-нибудь обрадуешься, а домой придешь, и сразу вместе с этим дымом тоска накатывает!
Наталья Николаевна виновато посмотрела на дочь и тихо сказала:
— Ты, наверное, права, Кать… Но сразу трудно… ты же знаешь…
— А ты постепенно… Я еще потерплю, только ты начни потихоньку отвыкать, ладно?
— Ладно… Мой руки! Пироги стынут!
— Ну, что нового в школе? — спросила Наталья Николаевна, улыбаясь тому, как дочь жадно запихивала в себя пирог за пирогом.
— Ма! — удивилась Кэт, роняя изо рта крошки. — Ты уже сто лет не спрашивала, как у меня дела!
— Значит… тебе есть что мне рассказать, — смущенно ответила она.
Кэт проглотила кусок пирога и задумалась.
— Знаешь, ма, — наконец отозвалась она, — а рассказывать-то… и нечего… Все, как всегда. Разве что… Представляешь, наш класс собирается ставить сцены из «Евгения Онегина»! Дураки, да?
— Почему? — удивилась Наталья Николаевна. — Я в свое время тоже читала со сцены письмо Татьяны.
— Да ну? Ты никогда не рассказывала!
— Так ты только что до этого доросла.
— Ма, а зачем ты читала?
— Странный вопрос. Все девочки обожают письмо Татьяны. А когда читают со сцены, то оно непременно предназначается тому мальчику, который нравится.
— И у тебя был такой мальчик? — изумилась Кэт и чуть не захлебнулась чаем.
Наталья Николаевна расхохоталась:
— Интересно, чем же
Кэт отставила в сторону чашку и очень заинтересованно спросила:
— Ма! Ну ты прочитала… и что?
— Что «что»?
— Ну что он сделал, тот, которому оно предназначалось?
— А он… просто обалдел!
— Как это?
— Так это! Он бросил свою… Муську Рогалеву и пригласил меня на танец после нашего концерта.
— А потом?
— А потом… потом мы клялись друг другу в вечной любви. Ведь мы не подозревали, что ничего вечного не существует…
Лицо Натальи Николаевны опять потускнело, и она отвернулась от дочери к окну.
— Ма… Это что… был отец? — едва дыша, спросила Кэт.
— Нет.
— Вот странно… А почему вы расстались… ну… с тем мальчиком, который бросил ради тебя свою Муську Рогачеву…
— Рогалеву.
— Какая разница!
— Конечно же, никакой.
— Так почему?
— Как-то не сложилось. Мы же были очень юными. Впереди расстилалась целая жизнь, и мы оба, наверное, надеялись, что встретим еще кого-нибудь получше.
— Э-эх, мама!!! Говорят же, что от добра добра не ищут! — Кэт пристукнула по столу кулаком с недоеденным пирогом.
Наталья Николаевна опять улыбнулась, погладила дочь по светлым спутавшимся волосам и сказала:
— Я рада, что ты у меня такая мудрая! Надеюсь, твоя жизнь будет счастливее моей.
Вечером к Кэт явились обе ее подруги.
— Ты опять собираешься игнорировать День влюбленных? — спросила ее Вероника. — Как в прошлом году?
— А вы, конечно, будете строчить направо и налево эти дурацкие «валентинки»? — презрительно бросила им Кэт.
— Так скучно же, Катька! — отозвалась Таня Бетаева, бывшая Бэт. — Уроки, уроки и еще раз уроки! С ума сойти можно! А тут праздник! Почему бы не порадоваться жизни?
— Представляешь, Катька… — начала Вероника.
— Я говорила, что остаюсь Кэт! — перебила ее хозяйка квартиры.
— Еще чего! Проиграла так проиграла! Надоели эти дурацкие прозвища. Все смеются.
— Знаешь, Катька, оказывается, ей Мишка Ушаков сказал, что у нее очень красивое имя — Вероника! — вставила Таня.
— Да! И он прав! С сегодняшнего дня я запрещаю называть меня Ник!
— А ты? — Кэт перевела взгляд на Бетаеву. — Тоже сделаешь официальное заявление, чтобы тебя теперь звали только Таней?
— А что плохого в моем имени? У Пушкина, между прочим, тоже Татьяна, а никакая не Бэт! А я, может быть, даже буду читать на концерте письмо Татьяны.
— Для кого? — быстро спросила Кэт.
— Как это для кого? Концерт же традиционный, для родителей!
— Концерт — это само собой, а письмо! Для кого ты будешь читать письмо?