Шрифт:
Бессонница
Посвящается моим друзьям,
Игорю Коляка,
Игорю Спицыну, Геннадию Рытченко
и всем, всем, кто прошёл войну.
Не сплю. Опять не сплю. Бессонница – это кошмар, преследующий меня уже много лет.
Холодные струи дождя за воротник. Автомат студит пальцы, но его суровая, уверенная сила греет, убеждая, что всё будет хорошо.
Три часа ночи. Сон исчез. Совсем исчез, будто не было
День – облегчение после бессонницы, искупление безжалостно прожитой ночи.
Люди. Обыкновенные люди. Им что-то надо от меня, мне – от них. Изнуряю себя работой.
Скоро вечер. Суета закончится. Исчезнут лица.
Не хочу ночи.
Почему мне так хочется оказаться там, двадцать лет назад. В горах. В песках. В Афгане. Чтобы дождь холодными струями лился за воротник бушлата, а руки грел студёный автомат.
День ВДВ
Ничего из того, что рассказывал Лёва, я не помнил.
Он смущённо крутил в руках рюмку на тонкой ножке, не замечая, что остатки водки стекают на его серый пиджак, расплываясь маслянистыми пятнами.
– Ты, что, правда, не помнишь? – сомневается он в моей искренности.
Эх, братишка, братишка! Я же контуженный. Дважды причём. Так что ничего удивительного. Как там говорится: «Тихо шифером шурша крыша едет не спеша!» Кстати, любимая поговорка бывшей супружницы по отношению ко мне. Выходит, права она….
– Лёв, ну чего ты огорчился? Я ж тебе верю! Было, значит было! Ты же сам всё видел.
– Ладно, Игорёха, давай ещё по полтишку и побежал я, – вздохнул Лёва. – Дела. Сам понимаешь!
Да уж. Дела. У всех дела. А сегодня, между прочим, день ВДВ. Хм, пойти, что ли, к памятнику, встретиться с братвой в голубых беретах. Нет, пожалуй! Шумно очень. Провожу-ка Лёву да посижу ещё. Выпью. Может, вспомню.
…Дувалы кишлачка, слившиеся пыльным цветом с землёй, казались очень близкими. Думалось, что за несколько часов возьмём селеньице, прочешем и уйдём дальше в горы на выполнение основной задачи. Кто ж знал, что всё так обернётся?! Хадовцы клялись и божились, что кишлачок мирный и проблем с его пересечением у нас не будет. Ошиблись. Или не ошиблись. Подставили, скорее всего. А может, и нет. Теперь не важно.
Кишлачок этот стоял на замечательном месте: контролировал перевал, через который караваны тянулись в Иран, Ирак, Китай, куда угодно. И, разумеется, обратно. Волокли всё, на чём можно было нажиться: продукты, электронику, одежду, обувь, а главное – наркотики и оружие.
Ну и как? Мог этот кишлак оказаться «проходным»? Нет, конечно! Богато тут жил народ, собирал мзду за проезд через перевал. Жировал-пировал кишлак, оказывая услуги по кормёшке странствующего люда, устройству на ночлег, выручал проводниками и так далее. А тут пришли мы. Кто ж добровольно откажется от даровых доходов? Это как у нас в прошлые времена. Припёрлись в деревню комбеды и начали трясти-расстреливать зажиточных мужиков, называя их кулаками, отбирая последние крохи «на нужды пролетариата», того самого пролетариата,
Нам бы пожалеть «бедолаг разжиревших», но нельзя! Враги они сейчас для десантуры. И для меня лично.
Так что – только вперёд! А вперёд не получается. Залегла рота. Слишком уж плотный огонь ведут духи. Эх, сейчас бы пару «вертушек», или хоть самую слабенькую артподготовку провести. Тогда бы – лафа! Воюй – не хочу.
…Сегодня день ВДВ. Второе августа, значит. Командир роты ещё в предутреннем липком тумане поздравил нас, пообещал, что после рейда всё отдаст на разграбление. Нет, не кишлак! Личные запасы сигарет «Родопи». А что там пара блоков? Ничего. Зато, вроде бы, на самом деле обещан праздник.
Подниматься-то как не хочется! Пули визжат, взрываются фонтанчиками в податливой мягкой земле, чиркают или глухо врезаются в камни, обдавая брызгами кремниевой крошки. Чёрт, всё лицо искровянили осколочки. Острые, заразы! И всё же надо подниматься и переться на эти долбаные дувалы.
– Ну, братва, вперёд! – как-то удивительно громко в трескотне пулемёта звучит голос командира.
Все невольно оборачиваются в его сторону. Майор срывает с себя разгрузку, выдирается из побелевшей от пота, солнца и пыли «хэбэшки». По глазам ярко бьют голубые полоски тельняшки. Командир напяливает разгрузку на плечи, хватает автомат и выскакивает из-за огромного валуна навстречу пулемётам.
Ну, и кто после этого усидит в укрытии? Кто из нас тогда не стянул с себя куртки, выставляя напоказ всему миру свой тельник?
Ломанулись мы тогда лихо! Духи, видимо, совсем обалдев от такого зрелища, замялись, что дало нам шанс прорваться почти к самому кишлаку. Только когда мы были почти у дувалов, вновь лупанули из всех стволов. Да куда там. Смяли мы их. Напрочь.
Не без потерь. Напоролись наши братишки на пулемёты. Завалили подступы к ним своими телами, как тот Александр Матросов. Да кто ж во время боя считает потери? Есть цель. Есть враг. Надо уничтожить!
Вдруг вижу, споткнулся впереди меня Пестик. Здоровенный хохол. Между прочим, фамилия-имя его Павло Тычина. Во как! Только почему-то прилепилось к нему Пестик. Рост под два метра, ручищи как чайники, размер обуви под пятидесятый. Короче, ещё тот Пестик!
Упал Пестик ничком, разбросал руки в стороны, автомат выронил, а ногами сучит, вроде как дальше бежать собирается. Значит, жив! Подскочил я к нему, тяну на себя, а он тяжеленный, в «лифчике» магазинов автоматных немеряно, да и гранат порядочно. Вылущил я Пестика из разгрузки, тяну к себе на плечи. Никак! Хоть бы помог кто. Только все уже вперёд проскочили. Давят духов в кишлаке. Еле взвалил Пестика на плечи.
Тут вторая проблема – два автомата на земле и разгрузка раненого. Встал на колени. Боюсь Пестика на землю уронить, потом ведь не удастся поднять снова. Подобрал добро наше, поднялся в полный рост, аж в глазах померкло, и бодренько зашагал в сторону боя. Благо, стрельба уже сместилась к перевалу, туда, где окраина кишлака.
Неудобно, тяжело, чёрт возьми, такого мужика переть, всё время соскальзывает с плеч. Вот уже и носками ботинок волочится по земле. А ботинки у Пестика исторические. Почему исторические? Так ведь история была замечательная.