День Венеры

Ахметов Спартак Фатыхович

– Гал! Слышишь меня?

– Еще бы - отдуваешься, как морж.

– Порядок, Гал. Корень полый. Видимо, Киан через него забирает расплав. Сделай вот что.
– Он описал маршрут.

– Понял. Жди первой почтой.

Чтобы не терять времени, Ломов решил пройти по периметру раструба. Через полметра уперся в перегородку. Держась за нее, переместился к центру трубы. Пощупал манипуляторами. Так и есть. Раструб разделен на четыре части. Вход не один. Четыре. Похоже на сложное устье лабиринта. Впереди возможны фильтры, диафрагмы,

решетки, впитывающие устройства. Только один путь ведет к цели. Один, но какой? Перебирать варианты времени нет.

– Держусь за край трубы, - доложил Галин.
– Черт! Здесь перегородка...

– Даже четыре. Четыре входа в лабиринт.

По колебаниям расплава Ломов понял, что планетолог обследует раструб. Сухо состукнулись скафандры.

– Четыре туннеля... Я бы пошел по тому, в котором сидишь ты.

– Согласен.

– Как думаешь, еще разветвления будут?

– Не исключено.

– Тогда пусти меня первым.

Ломов не возражал - планетолог проходил лабиринты намного лучше. Повозились, меняясь местами. Нырнули в туннель.

Подниматься было легко. Расплав выталкивал, требовалось только притормаживать манипуляторами. "Классическое движение в камине, - думал Ломов.
– Черт-те где пригодились альпинистские навыки. Если бы не жуткая темень..."

– Внимание, - сказал Галин.
– Туннель раздваивается... Иду по боковому ходу.

– Понял.

Через минуту правая надрука Ломова погрузилась в пустоту. Он обследовал ширину хода, уперся манипуляторами в стенки, наклонил скафандр, чтобы половчее вписаться в поворот. "Не застрять бы", - подумал с опаской. Благополучно миновали еще два разветвления. Двигались уже горизонтально. Видимо, это было то место, где корень выступал из озера. Их прижимало к своду туннеля. Слышалось слабое попискивание - скафандр скребло о стенки.

– Все, - сказал Галин.
– Дальше хода нет.

– Тупик?

– Конец туннеля. По пояс торчу в свободном пространстве.

– Ну?!

– Уцепиться не за что... Пожалуй, надо всплывать.

Ломов включил внутреннее освещение. Стрелка расходомера стояла около нуля.

– Гал, ну что ты?

– Ого!
– прервал его изумленный голос.
– Вот это кино!.. Всплывай, Микель!

Ломов продвинулся еще на метр. Дальше туннель как бы расширился. Похоже, корень соединял озеро с резервуаром.

– Из бассейна А в бассейн Б проведена труба, - бормотал Ломов, чтобы отвлечься от мыслей о кислороде. Его потащило вверх. Ноги косо застряли в устье туннеля. Ломов задвигал ими, оттолкнулся подруками и, как воздушный пузырь, выпрыгнул на поверхность.

Достаточно было одной минуты, чтобы оценить обстановку. Рядом плавал Гал. От его скафандра тянулся широкий луч, который выхватывал из темноты сферический свод, полыхающий красными, оранжевыми и желтыми огнями. Наверху свод примыкал к чему-то белоснежно-матовому. Ломов повел прожектором.

–

Нижний шар Киана!

– Вот именно. Где-то должен быть люк.

Они поплыли по кругу между искрящей стеной и белым шаром. Ломов видел, как мерно поднимались и опускались манипуляторы товарища.

– Вот он!

В круге света появился овальный люк. Ломов с умилением разглядывал головки прижимных болтов.

– Работай!

Подгребая нижними манипуляторами, чтобы не относило в сторону, они ослабили и откинули болты. Галин ухватился за скобу, потянул на себя. Люк не поддался. Галин, чуть ли не целиком высунувшись из расплава, повис на скобе.

– Ты чего?

– Люк... заблокирован...

– Давление уравняй!

– А, черт!

Галин торопливо завращал игольчатый натекатель. Сквозь пластолитовые стенки скафандра пробился рев, с которым венерианская атмосфера ворвалась в переходную камеру. Люк отошел, открывая небольшое помещение, по-домашнему освещенное белыми плафонами.

Помогая друг другу, забрались в переходник. Пока Галин задраивал люк и откачивал из камеры газ, Ломов стоял, привалившись к переборке. По лицу, по спине струйками сбегал пот. Ломов задыхался:

– Не могу...

– Старичок, потерпи. Надо охладить скафандры.

"Все, - подумал Ломов.
– Сейчас увижу Галилея". Он чувствовал, что плывет в зеленых волнах, и те его покачивают, поглаживают, убаюкивают. Это было не страшно, это было сладостно, как в детстве...

– Разрядник!
– рявкнул Гал.
– Включи разрядник!

Назойливый голос мешал покачиваться и плыть. Чтобы избавиться от него, Ломов ткнул пальцем в кнопку. И опять блаженная ухмылка поползла по лицу...

В лицо ударил холодный воздух. Пот высох, тело взяло ознобом. Сладостное покачивание прошло, напрасно Ломов пытался удержать его. Зато пришло другое ощущение, будто он лежит на колючем песке и безудержно пьет шипучую ледяную воду, которая хлещет в рот, мимо рта, на шею, на грудь... Он окончательно пришел в себя. "Блуза" была поднята, яркий свет плафонов резал глаза. Гал откручивал болты входного люка. Обернулся.

– Жив, Микель?
– Нос его был заострен, глаза запали.

Ломов, кряхтя, выбрался из "колготок". Шатнуло. Чтобы не упасть, опустился на корточки.

– Полезай, - сказал Галин, оттягивая массивную крышку.

Ломов на карачках подполз к люку, со стоном перевалил через высокое ребро. В рубке хотел подняться, но недостало сил. Повалился на бок, сразу уснул...

Его разбудил зудящий звук электробритвы. Ломов открыл глаза и перевернулся на спину, раскинув руки. Блаженно зевнул.

– Доброе утро, - приветствовал Гал.

Планетолог успел переодеться в голубой комбинезон и вышагивал по рубке, насколько хватало шнура. Бритва ездила по широкому лицу, словно хлебоуборочный комбайн. Галин корчил рожи, вертел головой. Весело было глядеть на него.