День за днем
Шрифт:
Что-то стучит по двери, но не может проникнуть сквозь твердую древесину. Два удара, будто кто-то забивает слишком короткий гвоздь. Два удара, и все.
– Алессандро. Пожалуйста.
Я держусь. Что-то должно случиться, кто-то должен прийти. Я держусь. За мною – дверь, и если я не дрогну, не поддамся ни на миллиметр, он не сможет войти. Есть еще окно, но это третий этаж, он не умеет летать, и потом, он еще здесь, за дверью, в кабинете шефа. Я слышу, как он ходит. Рвет бумагу. Двигает мебель. Расстегивает молнию.
Слышу всплеск, глухой удар по чему-то плотному. По двери.
Отскакиваю
Через мгновение открывается дверь.
Не думая ни о чем – задумавшись хоть на минуту, я бы никогда этого не сделал, – поворачиваюсь, бегу и выпрыгиваю в окно.
Благодаренье Богу, в Болонье повсюду галереи. Я падаю на крышу одной из них, качусь по черепицам и не могу ни за что зацепиться. Размахиваю как попало ногами и руками, но когда усилия мои становятся хоть немного осмысленными, уже поздно, я перекатываюсь через край и лечу на землю.
Падаю, как мешок, посреди улицы на спину. От удара останавливается дыхание, поясницу пронзает боль, она нарастает, вот-вот что-то оборвется внутри. Потом кто-то берет меня под мышки, ставит на ноги, дыхание возвращается; я начинаю икать, натужно, хрипло, словно рыча от злости.
Вокруг меня голоса.
Режущая боль в пояснице.
– Боже мой, убился!
– Он свалился сверху, как это вышло?
– Позовите кого-нибудь! Позвоните в «скорую», давайте его посадим.
Поднимаю голову, смотрю, откуда я упал, и думаю, что вряд ли так уж сильно расшибся. Колонны, на которых держится галерея, примерно в рост человека. Разницу в высоте я преодолел, катясь по крыше. И вот я вырываюсь из рук мужчины, который меня держит, и пытаюсь сделать шаг.
– Со мной все в порядке, – говорю.
В голове все перепуталось, я еще не в силах думать, мне еще не приходит на память Луиза.
Потом я вижу его.
Я догадываюсь, кто это, по тому, как он смотрит на меня. Стоит за колонной, одна рука спрятана в кармане кожаной куртки до середины бедра, на лбу ссадина, из которой еще сочится кровь. Волосы выкрашены в рыжий цвет, в левой ноздре кольцо. На первый взгляд, молодой; если приглядеться, то непонятно, какого возраста: неопределенного. Он смотрит на меня, вроде бы чего-то ждет, а я ничего не соображаю. Мне страшно, не так, как раньше, но все-таки страшно, и я не знаю, что делать, разве что убраться отсюда поскорей, отойти подальше, больше не видеть его.
Мужчина, который держал меня под мышки, протягивает руку, потому что меня качает, но я эту руку отталкиваю.
– Куда вы? Оставайтесь здесь, вы сильно ушиблись…
– Пусть идет куда хочет. Взгляните, на кого он похож, наверное, наркоман.
– Он свалился оттуда. Ой, там пожар!
Все поворачиваются, задирают головы, а я, пользуясь этим, ускользаю. Шаг за шагом тащусь вдоль галереи, прижимая руки к бокам, стискивая поясницу.
Он идет следом.
Матера, в дверях:
– Грация? Поступил сигнал, беги скорее.
Я иду медленно. Хромаю на одну ногу,
Он идет следом. Тоже медленно, в нескольких метрах позади. Держит руку в кармане, но не вытаскивает ее и не приближается. Во всяком случае, пока вокруг люди, так я думаю.
Я мог бы завопить, схватить кого-нибудь за грудки, крикнуть: «Это он! Он!» – но я боюсь, что люди разбегутся и я останусь в галерее один. И потом, я даже не знаю, кто этот человек. Вот если бы мне встретился полицейский. Но полицейских не видно.
Он идет следом. Когда ему кажется, что я ускоряю шаг, он тоже идет быстрее, а когда я останавливаюсь у перехода, даже не притворяется, будто разглядывает витрину, а просто останавливается тоже и смотрит на меня. Не подходит; думаю, боится, что я вцеплюсь в кого-нибудь и начну кричать. Думаю, он по-другому хочет разделаться со мной. Думаю, он хочет меня убить, но не таким способом.
Улица, пролегающая между моим домом и фирмой провайдера, никогда не казалась мне такой длинной, как в это утро. Уже недалеко, вот и перекресток, полукруг площади Маджиоре и книжный магазин Фельтринелли. Всюду полно народу, даже в этот час. Женщины ходят по магазинам. Студенты. Таксисты стоят на площади. Опять студенты. Иммигранты торгуют чем-то в галерее на улице Уго Басси, разложив товар прямо на асфальте. Студенты. Студенты. Студенты. Ни разу Болонья не казалась мне такой многолюдной. Целая толпа скапливается у перехода под двумя башнями; люди шныряют туда-сюда, уворачиваясь от автобусов. Я втискиваюсь в самую гущу. А он? Останавливается в нескольких метрах, смотрит на меня. Идет следом.
Может быть, если бы в голове у меня прояснилось, если бы я не падал с третьего этажа, прыгая из помещения, объятого пламенем; если бы я не сидел за пластиковой панелью стола, пока какой-то урод убивал мою лучшую подругу; если бы, говорю, у меня прояснилось в голове, я, может быть, что-нибудь предпринял. Побежал бы, позвал на помощь, загородился ребенком, что угодно. Но в том состоянии, в каком я нахожусь, мне ничего лучшего не приходит на ум, как только идти вперед. Я не могу зайти в парадную. Если она закрыта, если там никого нет, этот тип догонит меня и убьет. Не могу юркнуть в переулок. Далеко мне не убежать, этот тип догонит меня и убьет. Не могу остановить такси. Во-первых, меня в таком виде поди и не пустят в машину, а во-вторых, тот тип тоже сядет туда и убьет меня и таксиста. Это как в компьютерной игре? Нужно идти вперед, я истратил все свои жизни и все же должен идти вперед. Если противник меня настигнет, я весь вспыхну ярким пламенем, экран потухнет: game over. [3]
3
Игра закончена (англ.).