День за днем
Шрифт:
Иди ты в задницу! – прошипела Грация. Она приложила руку ко рту: было больно, когда истерзанный язык касался зубов. Черта с два тебе жаль! – проговорила она сквозь расставленные пальцы: слова выходили смазанные, скругленные, будто она катала во рту леденец. Ты же все равно меня прикончишь!
Виттторио пожал плечами. Сунул стилет обратно в карман, взял ее за руку, поднял, вывел из фургона и снова заставил скакать в одних носках по мокрой гальке.
Запихнул ее в домишко и вынул «глок» из кобуры, висящей на поясе, ожидая непредвиденной реакции. Кто это? Что ты ему сделал?
На кресле-качалке перед камином сидел мужчина в желтом пуловере. Руки привязаны к подлокотникам, ноги –
Что ты собираешься делать? – спросила Грация.
Я собираюсь умереть.
Что ты собираешься делать? – повторила она, ничего не понимая. Витторио щелкнул затвором. Подошел к Грации, сунул ствол «глока» ей под ребра, с силой, чтобы причинить боль. Воспользовавшись ее смятением, вложил ей в руку «беретту», прижал ее пальцы к рукоятке. Навалился на нее сзади, стиснул левой рукой, правой приставляя «глок» к подбородку. Потом быстро, почти бегом, поволок вперед, туда, где сидел мужчина, привязанный к креслу. Придерживал ее на бегу, не дал упасть, когда мокрые носки заскользили по полу. Дуло «беретты» было направлено на лицо связанного.
Почему? – заорала Грация. Почему я? Почему?
Но она уже знала почему. Потому что, если выстрелит она, в эту историю поверят. Проведут тест, исследуют ее руки на содержание частиц пороха, убедятся, что стреляла на поражение она, и этот изуродованный мужчина превратится в Питбуля. Естественно, выстрелив, она тоже погибнет.
Грация начала понимать. Никакого нарциссизма, никакой мольбы о помощи: Витторио начал подписывать свои преступления, готовясь исчезнуть, когда придет момент. Чтобы убить себя, Питбуль для начала должен существовать. Зачем это ему, Грация не знала. Может, у него не было выбора, а может, он до сих пор остался десятилетним мальчиком, которого научили убивать, – Грация не знала, и это было не важно. Очень скоро она выстрелит в человека, а потом умрет.
Нет! – вскрикнула Грация, не собираясь сдаваться. Погоди! Погоди, погоди, погоди! Она уперлась ногами в пол, выгнула спину, но мокрая махровая ткань опять заскользила, и Грация покачнулась: подбородок ее уперся в ствол пистолета Витторио, а затылок прижался к его груди. Она заметила, что не только ее палец лежит на спусковом крючке «беретты»: Витторио просунул свой в металлическое кольцо, положил его сверху, начал давить. Грация, которой было никак не поднять голову, скосила на него глаза.
Нет! – закричала она. Нет! Нет!
Потом палец ее согнулся, поддаваясь силе.
Очередь, вырвавшаяся из «беретты», справа налево, до плеча, прошила грудь сидящего в кресле мужчины. Витторио прицелился сам и трижды выстрелил в лицо. Мужчина, выгибаясь, как парус под ветром, забился в агонии с такой силой, что оторвал один подлокотник, потом конвульсии прекратились, и он обмяк. Может быть, он кричал, но в грохоте выстрелов, которому, казалось, не будет конца, никто не расслышал крика.
Витторио разжал пальцы, и пистолет, выпав из руки Грации, опустился прямо ему в ладонь. Грация тоже опустилась на колено, судорожно всхлипывая, набирая воздуху, чтобы закричать, задыхаясь, будто от приступа астмы.
Витторио подошел к мужчине: хотел убедиться, что у того больше нет лица. Он нес два пистолета: в левой руке «глок», за ствольную коробку, будто камень, а в правой – «беретту», готовую к стрельбе. Он кинул взгляд на Грацию, которая упиралась в пол руками и хрипела все надсаднее, стараясь восстановить дыхание, и склонился к креслу-качалке, всматриваясь в убитого.
И в этот момент Грация перевела
Он думал: выстрелить в живот.
С пулей в животе Грация все равно долго не протянет, но теоретически ее должно хватить на то, чтобы выстрелить в человека, выстрелить в него, Питбуля, и вся история будет выглядеть более правдоподобно.
Он думал: выстрелить в живот, склоняясь к человеку, у которого больше не было лица, а значит, дело сделано, когда услышал вопль Грации и распознал ее движение, понимая, что уклониться уже не успеет – так, слыша выстрел, чувствуешь: слишком поздно. Он едва успел повернуться и поднять руки, как Грация ударила его в грудь плечом – да, правда, она и сильнее, и проворнее, потому что он не устоял на ногах, полетел к стене, ударился затылком о деревянную панель так, что заломило зубы. И на одно мгновение, всего на одно, отключился. Но не упал и, когда пришел в себя, вытянул правую руку и выстрелил из «беретты», потому что «глока», который он таскал в левой руке за ствольную коробку, будто камень, больше не было. Один только выстрел, наугад, не целясь, – да и зачем, когда Грация так близко. И выстрел попал бы в цель, если бы Грация снова не поскользнулась.
Грация услышала, как пуля прожужжала над головой и вонзилась в противоположную стену. Она шарила вслепую вокруг себя и, когда нащупала шершавую пластмассовую рукоятку пистолета Витторио, жадно вцепилась в нее. Согнула руку, выстрелила не глядя, рискуя пораниться, потому что она все еще стояла на низком старте, как спортсменка, собирающаяся бежать стометровку, но не попала и в Витторио – он всего лишь отклонился, закрываясь рукой от щепок, одна из которых вонзилась ему в щеку. Это дало Грации время: она вскочила на ноги, побежала к двери дома, которая оставалась открытой; Витторио выстрелил снова, все еще ослепленный щепками, и промазал.
Грация вылетела из дома, стукнулась о железный бок фургона свободной рукой, обежала его кругом и вжалась в холодный металл, надеясь, что ее не видно с порога. Только тогда, и только потому, что приходилось щуриться, чтобы капли не затекали в глаза, она заметила, что опять припустил дождь.
Носки промокли насквозь и сковывали движения. Грация их сняла, сгибая ноги в коленях, сначала один, потом другой, и забросила подальше. Босые ступни мерзли в ледяной воде, и Грации пришло в голову, что Питбуль может стрелять ей в ноги из-под фургона, и тогда она запрыгнула на колесо. Там, прижимаясь спиной к металлической стенке, ровно поставив ноги, сжав пистолет, направленный вверх, обеими руками и положив на него щеку, словно на подушку в грозовую ночь, она подумала, что даже не знает, сколько осталось патронов, а перед ней – профессиональный киллер, убивший пятьдесят девять человек. Она подумала, что за этим серым металлическим корпусом стоит Питбуль, который хочет ее убить, а она – одна, и никто ей не поможет; и тогда к глазам подступили слезы. Грация зажмурилась, уголки губ опустились вниз, из горла вырвался долгий, отчаянный стон; она даже закрыла бы лицо руками, но боялась остаться беспомощной и слепой, поэтому, судорожно, по-детски всхлипывая, заставила себя открыть глаза и подавить подступающие рыдания. Шмыгнула носом, втягивая внутрь слезы и дождь, высунула голову на один миг и так быстро ее убрала, что стукнулась затылком о стенку фургона.