ДеньГа. Человек в море людей. Часть 2. На конь!
Шрифт:
– Что молчишь, голубушка? Или я чего-то не так сказала? Или ты чего не поняла? Ну, новенькой это простительно. Попервой-то.
– Да нет, – поспешила новенькая. – Нет-нет, что вы, Антонина Ивановна. Всё правильно. Только вот… Пять рублей сверху… ежесменно… Гхм! Многовато, Антонина Ивановна… Нет, я не к тому, что вам многовато, я к тому, что не смогу я… пока… Может, чуть позже, через пару месяцев…
Заведующая захохотала, пристально и с интересом разглядывая её.
– Пятёрка сверху, голубушка, пятёрка. Не сможешь? А ты смогай, ты старайся. Поняла?
– Антонина
– Ну ладно, ладно. Так и быть. Два месяца потерплю. А пока на трёх остановимся. Поняла, голубушка?
– Поняла, – кивнула, вздохнув, Раиса.
– Ну вот… Ты мне, признаться, нравишься. Я почему-то уверена, мы сработаемся. И вообще… поняла? Так сработаемся?
– Сработаемся, – опять кивнула Раиса.
Внутри неё всё клокотало, хотелось встать в позу «руки в боки», и процедить: «А ты меня на «понял-понял» не бери! Я в жизни и не то видала, и не таких…» Но она сидела-посиживала, кивала послушно. «Ничего-ничего, я и не под такими лёживала, и ничего, выкарабкалась».
– А насчет «не наглеть» помни крепко, – погрозила пальцем заведующая. –Поспрошай товарок, они тебе подтвердят: я предупреждаю только один раз.Ещё раз замечу – всенепременно вышибу. Второго предупреждения не будет.Несмотря на то, что ты мне нравишься. Вот так-то, голубушка. Поняла?
Беседа с начальницей станет для Раисы Зимняковой откровением. Главный вывод, который она сделала тогда – надо учиться. Деньги в нашей жизни, конечно, главное, но не единственное: зашей в половую тряпку хоть тысячи, она всё равно половой тряпкой останется – топтать будут и ноги вытирать. В самом деле, не станет же тряпка кричать, что она давно уж не тряпка, а денежный мешок! Нет, деньги помещать надо в соответствующую тару. В соответствующую!
И она решила учиться. В торговый техникум, пусть даже и на заочное отделение, в её положении попасть было не просто. Между вступительными экзаменами в техникуме и выпускными после восьмилетки стояла война, стоял голод, мрак, каторжная работа – раскорячилась целая жизнь. После всего пережитого останутся ли в памяти всякие там префиксы и суффиксы? Иксы и игреки? поезда из пункта А в пункт Б? Выхода проглядывало два: засесть за учебники или… Раиса выбрала «или». К тому времени она уже могла такое себе позволить. Пару конвертов кому надо, несколько сумок с колбасой, копчёностями и другим дефицитом – и Зимнякову зачислили в учащиеся.
На работе тоже всё налаживалось. Заведующая не кривила душой: новенькая действительно чем-то ей приглянулась. Продержав полгода на расстоянии, она резко приблизила её, начала поручать более ответственные, а значит, и более доходные операции. При воспоминании о первой из них уЗимняковой и сейчас сладко томится сердце и будоражатся нервы…
22 руб. 30 коп. Райпо
Дело было так. Однажды после утренней пятиминутки заведующая попросила её задержаться.
– Садись, голубушка, устраивайся поудобнее – ласково проговорила начальница. Она сидела за своим столом, подоткнув сухенькой лапкой сухенький синеватый подбородок. Глаза её испытующе шарились в
Рябова ждала Раису у склада. Там уже стоял автофургон, в распахнутые двери которого грузчики подавали ящики с колбасой. Внутри фургона орудовал шофёр – разбитной малый с папироской в оскаленных от прирожденной весёлости зубах, в замасленной кепке на затылке.
– Присоединяйся, комсомолка-доброволка, – подмигнул он подошедшей Зимняковой. Потом закричал Рябовой: – Петровна, откуда такая стать в ваших краях? Почему не знаю?
– Смотреть надо лучше, – хмыкнула Рябова, нестарое гладкое лицо которой совершенно не соответствовало ущербной фамилии.
– А и посмотрим, – обещающе пригрозил шофёр, будто выцеливая прищуренным глазом мишень. – Ой, посмотрю…
– Зря зубами щёлкаешь, – неприязненно буркнула Зимнякова. Шофёр напомнил ей первого мужа. Тоже всё веселился-зубоскалил, рубаха-парень…
– Значит так, – сказала Рябова, отведя напарницу в сторонку. – Получи инструктаж. Едем мы, так сказать, в сельскую местность, к товарищам колхозникам. Колбасу там, сама понимаешь, видят по самым великим праздникам. А то и вообще не видят. Хватают как сумасшедшие, с руками отрывают, не разбирая ни цены, ни сорта. Весы я уже как надо подготовила, бумагу на противовес клади потолще, гирями посмелей орудуй, помогай им, при возможности пальчиками. Считай тоже посмелее – село не город, грамотеев почти нет, да и толпа соберётся такая, шуму будет столько, что им, бедолагам, не до подсчётов будет. Ясно?
– Угу.
– Вот тебе ценники. Кто спросит, почему такая цена – говори, транспортная наценка. Но вообще-то ценники – на всякий пожарный. Потребует кто – тогда показывай. А так – положи в карман фартука. Если что – скажешь, забыла выставить. По неопытности. Закрутилась. Если что… Впрочем, нет, давай их назад мне. Я ж рядом буду, на двое весов будем торговать…
Возвращая ценники, Рая успела заметить, что цены, проставленные там, загружаемой колбасе не соответствуют. «Ого! – подумала она с некоторым страхом. – На семьдесят копеек завысили. Вот тебе и «не наглей!» – вспомнились ей слова заведующей. – Однако ж, размах у них».
– В общем, не мне тебя учить, – подытожила Рябова. – Не маленькая. Крутись на полную катушку, но и не перебарщивай. Знаешь, деревня, она, конечно, колхоз, но… Короче, гляди в оба. Если что – толкай меня под бок. Всё. Иди к машине, я сейчас. Да, работать надо быстро, очень быстро. Чем быстрее, тем меньше риска, сама понимаешь, не в фантики играться едем.
Кабина грузовика оказалась двухместной, и Раю определили в фургон, на узкую длинную доску-скамейку вдоль борта. Втиснулась Рая с краешку,оглядела забитое колбасой нутро фургона и призадумалась. Предстоящее начинало пугать – шутка ли, столько нарушений, да липовые ценники, да…Нет, это уже не просто обвес-обсчёт, это уже… Попадёшься – могут и посадить.