Деньги для киллера
Шрифт:
— Я — Нет, — сказала Сонька, — Но то, что через десять минут на даче будем, мне нравится. Хочется, знаете ли, под кров.
— Я дура, — пришлось сознаться мне, — столько прожить на свете и не знать географию родной области.
— А чего так много разговоров? — разозлилась Сонька. — Далась тебе эта дорога?
— Софья Павловна, отсюда до куделинского кладбища четыре километра. На своей даче прятать труп только идиот будет, а вокруг строительство, землю роют, вполне могут и откопать кое-что. А вот на кладбище на человеческие кости натолкнутся — дело вполне понятное.
— Выходит, —
— Большакова допрашивали на этой самой дачке? Наш друг Витенька? Вот дерьмо!
— Идем к машине, — сказала я.
Стараясь производить как можно меньше шума, мы пошли кустами вдоль дороги.
Гоша так спрятал машину, что сам с трудом ее отыскал, зато радости его не было границ.
— Поехали, — сказал он, устраиваясь за рулем.
— Придется подождать, — сообщила я.
— Что? — рявкнули они в две глотки.
— А чего орем? Вы сидите здесь и наблюдаете за дорогой. И меня ждете. Только и всего.
— Что значит «ждем»? А ты куда?
— У меня важное дело, которое я не могу бросить на полдороге.
— Ты не Отто Скорцени, — зашипела Сонька. — Он тебе даже не родственник. Сматываемся… — Но я уже юркнула в кусты, и Соньке пришлось заткнуться.
Пробираться в темноте по лесу то еще занятие. Особенно когда в любой момент может возникнуть паренек с автоматом.
Я вспомнила все ругательства, сначала русские, а потом и немецкие. С немецкими выходило хуже: в языке предков я была несильна. Увлеченная вытряхиванием из памяти слов и выражений, я сбилась с пути.
И заметалась в трех соснах, совершенно не соображая, куда идти. Справа был забор, и я на четвереньках пробиралась вдоль него.
Впереди неясно вырисовывалось строение, но в какой стороне Витькина дача, оставалось загадкой. Я вертела головой, надеясь увидеть огни, но видела лишь силуэты деревьев да звездное небо. Теперь и к машине я уже не могла вернуться, просто не знала, где она. Впору подняться и громко крикнуть: ау!
Чертыхнувшись, я отлепилась от забора и пошла вправо. Ноги мокли в траве, она становилась все выше и гуще. Между кустами что-то блеснуло, я решила, что это дорога, и бросилась бегом; под ногами вдруг зачавкало, я оказалась возле пруда. На открытом месте, под луной… и где-то здесь должна находиться машина Брауна. Я мгновенно встала на четвереньки и заползла в кусты. Однако в кустах много не насидишь, через несколько часов начнет светать. Ничего хорошего мне это не сулило. Надо куда-то двигаться.
И я задвигалась. Стала пробираться кустами, стараясь не шуметь, шума от моего старания меньше не стало. В разгар самобичевания я вдруг натолкнулась на что-то мягкое и замерла. Пощупала рукой, чувствуя, как начинаю трястись от пяток до ушей, и, наплевав на все последствия, совсем было решила заорать, потому что натолкнулась я на труп. Еще теплый. Орать я все-таки не стала, но попыталась отползли в сторону и сразу же пожалела об этом, потому что здесь меня поджидал еще один труп. Говорят, человек ко всему привыкает, не думаю, что смогла бы привыкнуть к трупам, и все-таки, натолкнувшись на второй, я повела себя гораздо спокойнее. Осторожно, без суеты стала огибать его, по-прежнему на четвереньках, от души
Как бы не так.
Из кустов я выбралась и увидела совсем рядом, метрах в десяти, машину. Если я что-нибудь понимала, это была машина Брауна.
Огни не горели, кабина не просматривалась, но самое неприятное: передняя дверь слегка приоткрыта. А в кустах два трупа.
Я поднялась и нахально шагнула к машине.
Если я все-таки ошиблась, задам банальный о вопрос: вы не скажете, как пройти в библиотеку? Вопросы я могла задавать сколько угодно, только отвечать на них было некому. Браун сидел, запрокинув голову, и мертвыми глазами видел то, что я увидеть не спешила.
— Вот черт! — прошептала я, пытаясь сообразить, кто убил Брауна и его охрану. Мне нестерпимо захотелось оказаться рядом с Гошей, вдали от загадок и трупов. Жаль, определить, где они с Сонькой, я по-прежнему не могла.
Прикрыв дверь, я огляделась и решила идти по пути, проложенному машиной Брауна.
Вскоре справа сквозь деревья увидела огни.
Значит, дача там. Я ускорила шаг и через пару минут уперлась в забор, присела и попыталась решить, в какую сторону теперь двигаться. Пожалуй, вправо. И я пошла вправо.
За забором негромко переговаривалась охрана, встречаться с ними не стоило. А что, если парни Брауна все еще здесь? Гоша насчитал восемь человек. Минус трупы. Надо убираться отсюда, тем более что один из злейших врагов повержен, и остальные, даст Бог, помогут друг другу исчезнуть… Вот только бы определить, в какую сторону двигаться. Тут я уперлась в дерево, в то самое дерево, на котором не так давно лежал Гоша, соревнуясь в ловкости с мартышкой. — Радости моей не было границ, теперь я знала, куда идти, а пока присела отдышаться. Ветка хрустнула едва слышно, но я вздрогнула и повернулась. И увидела его.
Черный призрак скользнул из темноты к забору. Как видно, мое дерево и ему приглянулось. Сиди я возле забора, он, возможно, и не заметил бы меня, но я-то села прямо под деревом, потому Оборотень сейчас и стоял надо мной, пялясь из прорези дурацкой маски. Конечно, он был вооружен, и, конечно, мне некуда было деться.
— Ну надо же, — сказала я в сердцах и всерьез подумала: почему бы не заорать?
Я уже рот открыла, но он протянул руку, уперся ею в мою грудь, так что казалось, ребра непременно должны были треснуть, поднес пистолет к тому месту, где под маской были губы, и покачал головой. Вдруг совсем рядом что-то ослепительно вспыхнуло, на мгновение залив округу пронзительно ярким светом, и начался такой кавардак…
Когда я пришла в себя от первого испуга, никого рядом не было. Оборотень исчез.
Зато появились ребята с автоматами, и они совсем не шутили, а я по собственной глупости оказалась между ними и теми, что за забором. Я кинулась в кусты и сейчас же попятилась назад, услышав совсем рядом отборную матерщину. Времени на размышления у меня не осталось, и я полезла на дерево. Мысль неудачная. Если при помощи Гоши я могла выбраться из комнаты, то в одиночку вернуться туда нечего было и мечтать. Потому, проклиная свою глупость, я жалась к шершавому стволу и тихо выла.