Деньги, Куба и литература
Шрифт:
На тот момент он чувствовал именно так, и это родило те тридцать тысяч слов. Было ли это интересно и ново решать не ему, но людям нравилось. Нравилось не только знакомым и друзьям, но нравилось и совершенно незнакомым людям, читавших его произведения в интернете. Они находили ошибки, указывали на стилистические ошибки, но каждый просил концовку, которую он специально не размещал на сайтах.
Каждый, кто писал ему, сознавался, что написанное вызывает двойственные
И что теперь так мучило его? Малая сумма? Он прожил до сегодняшнего дня без этих денег, что мешает ему жить и дальше без них? Тогда что? Николай просыпался и засыпал с этим вопросом. Что такого случилось, что лишило его покоя?
Он отрекся от себя! Да, он поверил словам редактора! Он признал себя посредственностью, извергающей на бумагу банальности и штампы. У него не хватило духу отстоять свои слова, часть себя самого. Он позволил под собственными мыслями поставить чужое имя. Он предал себя сам. И предал за гроши.
Именно это терзало Николая. Именно это не давало ему писать снова. А еще он начал ждать.
Это была мания. Мания, которая крепчала в нем с каждым днем, и которую он боялся. Каждую неделю он приезжал в крупнейший магазин города и спрашивал у продавца об одной книге. Продавцы сверялись по базе, пожимали плечами, но про такую книгу не слышали. Николай не уходил. Он заходил в первый ряд книг и просматривал корешки с названиями. Просматривал полку за полкой, шевеля губами и неестественно выгнув шею.
Сначала он просматривал стеллажи с современной прозой, на это уходило от двух до трех часов. Просматривал тщательно, некоторые полки с пестрыми корешками он изучал по два раза, с лева направо и справа налево. Уезжал домой, но, уже выйдя из магазина, ждал тот день, когда сможет вернуться сюда.
Он ждал этого дня всю неделю, как наркоман ждет очередной дозы. У Николая появилась зависимость. Каждую субботу он стоял под книжным и входил сразу же за продавцами. Они узнавали его. Крутили пальцем у виска, проверяли базу и пожимали плечами. А Николай шел изучать полки.
Потому что любой может ошибиться, – думал он. – Книга попала в магазин, кто-то поставил ее на полку, а в базу не успел занести. И вот она стоит там одна, и никто про нее не знает.
Однажды он проверил последний стеллаж с современной прозой. Книги не было. Николай направился к выходу и, проходя мимо полок с исторической литературой, встрепенулся. Он не сразу понял, что заставило его остановиться. Он вернулся на два шага назад и уставился на книги.
Книги как
Николай вздрогнул. Зажмурился, мотнул головой и медленно открыл сначала правый, а затем левый глаз. Книга не исчезла. Даже название стало четче. Как Паланик попал в историческую литературу? Кровь приливала и отходила от лица.
Мозг родил догадку, что, быть может, какой-то посетитель хотел купить эту книгу, но на пути к кассе передумал. Ему было лень возвращаться и блуждать лабиринтами стеллажей, чтобы вернуть Паланика на место, и он вставил его сюда. В пустое место на полке с исторической литературой.
А если нечто подобное произошло и с его книгой? С его мыслями, от которых он отрекся. Если кто-то всунул книгу в стеллаж с исторической литературой, или кулинарной, или детской…?
Николай почувствовал, как у него задрожали руки. Нестерпимое желание разрыдаться подступило к горлу. Он посмотрел в бесконечный коридор стеллажей, и у него закружилась голова. Первым желанием было бежать из магазина, он даже дошел до дверей, но, взявшись за ручку, остановился.
Секунду он сомневался, а затем вновь встал к первому стеллажу. Да, потому что за это время пока он думал о своем, кто-то из посетителей мог поставить нужную ему книгу на уже просмотренную ним полку.
Из магазина его попросили уйти за пять минут до закрытия. Он успел просмотреть все, но только лишь один раз. В воскресенье он снова был там.
***
Встречи с троицей примкнувших, как называл их Вадим, начинали раздражать Виолетту. Все происходило по одному сценарию, они собирались впятером в каком-то кафе или просто на лавке в парке и что-то пили. Затем кто-то спрашивал про Кубу, и Вадик затягивал одну и ту же песню об острове. И чем больше он говорил об этом, чем красочнее расписывал будущее поселение, тем большее отторжения оно вызывало у Виолетты. А бывали и такие дни, когда ее начинало тошнить в физическом смысле от разговоров о бунгало и купании голышом в атлантическом океане.
Каждый раз перед встречей она клялась, что если Вадим снова начнет говорить о Кубе, она встанет и уйдет, и каждый раз она слушала до конца. Была ли тому причина огонек в его глазах, или же интерес, который он проявлял к этой толстой корове Катьке, Виолетта не знала. Но оставлять своего парня наедине с этими двумя доярками не собиралась.
Конец ознакомительного фрагмента.