Деньги

Браун Александр

Маша. Дружба закончилась классически: предательством? Он тебя предал?

Елена. Махурин не мог никого предать.

Маша (недоуменно). Тогда что?

Сергей. Его убили. Он был бандитом.

Пауза.

Маша. Да… Папа, а ты…

Сергей. Что я?

Маша. А ты… ты не был бандитом?

Сергей (усмехается).

Нет. Не был. Может, и плохо, что не был. Ладно, проехали.

Маша. Ну, хорошо. Тогда расскажи, о чем ты договорился со своим одногруппником?

Елена (радостно). Папу приняли на работу директором художественной галереи.

Маша. Художественной галереи? А разве в Приокске есть художественная галерея?

Елена. Нет. Но папа будет ее создавать!

Маша (удивленно). Создавать? А позвольте полюбопытствовать, почем нынче создание художественных галерей в месяц?

Сергей. Сто рублей. В смысле – сто тысяч.

Маша. Офигеть!… При средней зарплате двадцать рублей в месяц… Ну, в смысле – двадцать тысяч… Не хило… Это ты удачно зашел… к другу юности…

Сергей. Да я и сам не ожидал… Я даже ни о чем его не просил.

Маша. Крутой чувак – этот твой Сергеев или как его там?

Елена. Да, бандиты – они такие…

Маша. А он что, бандит? Па, он бандит?

Сергей. В прошлом.

Маша. Ну и город у нас: плюнь – и в бандита попадешь… Так он и сидел за какие-то бандитские дела? А, па? Да?

Сергей. А за что же еще…

Маша. Ну, дела…

Елена. Так, вы ужинать будете сейчас или позже? У меня все готово. Только давайте вместе – не по одному.

Маша. Я буду готова через двадцать минут.

Сергей. Ладно. Я подожду. Пойду Чубайса развлеку, а то ж вы с ним не играете… (Маша и Сергей уходят.)

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Картина первая

Кабинет управляющего холдингом «Интрадекс». Серегин с закрытыми глазами сидит в кресле, откинувшись на спинку. Он в светлом пиджаке, белой сорочке без галстука. Две ее верхние пуговицы расстегнуты. Руки лежат на подлокотниках. Перед ним на столе наполовину пустая литровая бутылка коньяка, большой фужер с остатками золотистой жидкости. Раздается сигнал переговорного устройства. Серегин нажимает кнопку.

Серегин. Да, Лариса, слушаю.

Лариса. Дмитрий Сергеевич, к вам Курапов Андрей Николаевич.

Серегин. Проси.

В кабинет входит мужчина лет пятидесяти плотного телосложения. Он абсолютно

лыс. Массивный череп, большие глаза и прижатые к черепу уши придают ему сходство с киношным Фантомасом. Курапов, увидев на столе бутылку с коньком и фужер, недовольно морщится и качает головой.

Курапов. Добрый день… (Смотрит на бутылку коньяка, фужер и разводит руками.) Дмитрий Сергеевич, мы же договорились… Ни капли в рот…

Серегин (перебивает). …вот только дальше не продолжай…

Курапов (усмехнувшись). И не собирался…

Серегин (с грустной улыбкой). Я вас приветствую, мой добрый доктор Айболит! Коньяк будете? Хороший. «Корвуазье». Настоящий. Французский. Из Франции.

Курапов. Я с пациентами не пью.

Серегин. Зря! И какой, я, к черту, пациент? Я человек, огорченный жизнью.

Курапов. Значит, пациент. Если огорчен, значит, страдаете, а пациент – это тот, кто страдает от чего-нибудь.

Серегин. Знаю.

Курапов (укоризненно качает головой). Ну? И что мне с вами делать? (Показывает на коньяк.) Дмитрий Сергеевич, дорогой, это ж не помогает! (Разводит руками.) А значит, это не выход.

Серегин. Я абсолютно трезв.

Курапов. Да кто бы сомневался.

Серегин. Не берет.

Курапов. Понимаю. Но о каком сеансе можно сейчас говорить? Давайте отложим.

Серегин. Давайте выпьем.

Курапов. При депрессиях алкоголь не помогает. А при той степени депрессии, какая у вас, он просто вреден. Очень.

Серегин (упирается локтями в столешницу, кладет руку на руку и опускает голову на сложенные кисти). Хреново мне, доктор… Душе хреново. С телом я разобрался бы. А с душой… Так что делать-то, доктор?

Курапов. Перестать пить и начать серьезное лечение.

Серегин (поднимает голову, долго смотрит на Курапова). А знаете, доктор, брошу-ка я всё к черту и поеду за границу – развеюсь… А? Достали меня все – налоговики, менты, работники… Со мной в зоне такой хрени не было, а тут… Доктор, а от чего это бывает? Ну, эта депрессия?

Курапов. Причин много. Это у жизни всего одна причина, а у депрессии, как и у смерти, их много. Но вы не отвечаете на мои вопросы. Да, они не слишком корректны. Я понимаю: душевные тайны – самые сокровенные. Но я врач, психиатр, и потому все мои вопросы всегда кажутся пациенту некорректными. Психиатры и проктологи – самые неудобные врачи для пациента, всегда норовят залезть в места, тщательно скрываемые человеком.