Деникин. Единая и неделимая

Кисин Сергей Валерьевич

Боевое крещение получили под Нахичеванью, где правый фланг алексеевцев напоролся на сильный заслон 252-го полка красных. В итоге в первом же бою все как один полегли юнкера 1-го взвода капитана Данского, сформированного из кадет Одесского и Орловского корпусов. Как потом сообщалось в донесении Алексееву, «найденные трупы мальчиков были изрешечены штыковыми ударами».

Алексеевцы отошли к станции Кизитиринка, куда срочно были переброшены тральщики севастопольцев, обрушившие на детские головы град снарядов. При полном отсутствии противодействия суда могли лупить по позициям юнкеров на выбор.

Хуже всего, что брошенные в заснеженную степь добровольцы так и не получили поддержки от войскового

интендантства. Ни боеприпасов, ни горячей пищи, ни медикаментов. Создавалось впечатление, что юнкеров послали просто на заклание как искупительную жертву для побуждения взрослых взять в руки оружие.

Пока они обливали кровью кизитиринские бугры, отвечавший за снабжение Генерального штаба полковник Николай Карпов метнулся в Новочеркасск трясти интендантов, но те отделались лишь обещаниями. Тогда отчаявшийся полковник обратился к своей знакомой Ольге Мягковой, поддерживавшей добровольцев. Энергичная дама смогла сделать то, что не смог синклит генералов — обзвонила всех знакомых, распределила, кому покупать хлеб, кому сахар, кому чай, кому сало, кто повезет патроны, кто продовольствие. На следующий день все это уже было на позициях (привезли пожелтевшее сало и насквозь промерзший серый хлеб, но и шоколад и теплые перчатки).

Севастопольцы докладывали в Петроград: «Каледин вместе с союзными империалистами объявил гражданскую войну… Братская кровь проливается. Просят немедленно слать все черноморские отряды с большим количеством пулеметов водным путем и сухопутным. Юнкера наступают на Ростов с броневиками: тралер открыл огонь. Срочно жду ответа и указаний. Главный комиссар Черноморского флота Роменец».

Следует заметить, что далеко не все броневики не были на ходу. Их подтащили к району боев быками скорее для устрашения и поддержки пулеметным огнем, чем для маневренных атак. Саботировавшие работу машинисты паровозов разбежались, так что в течение всего наступления от Новочеркасска до Кизитиринки неустанно курсировали локомотивы, водимые юнкерами и студентами. Возили на «фронт» боеприпасы и продовольствие, увозили раненых.

На следующий день к юнкерам прибыли Михайловско-Константиновская юнкерская батарея (без орудий, в качестве пехотной роты), спешенная сотня донских юнкеров и сотня 6-го Донского пешего батальона, дружина стариков-казаков станицы Аксайская.

Стало чуть легче, но выхода все равно не предвиделось. Под Ростовом образовалась патовая ситуация: алексеевцам не хватало сил для наступления, а красным — не хватало для того же желания. Ростовские меньшевики убедили рабочих, что им нет смысла лить кровь за интересы большевиков, а не желавшим воевать запасникам вообще непонятно было, для чего их гонят в бой. Фактически на небольшом пятачке постреливали друг в друга без особого рвения несколько сотен человек с обеих сторон. По свидетельствам участников событий, активность проявляли только моряки и добровольцы, а казаки и солдаты, видимо, по взаимной договоренности, от боев уклонялись. Гражданская война еще не обрела нужного градуса ярости и беспощадности.

Несколько дней бесплодных стычек и обстрелов без особого сближения сторон (на тральщики поступила информация, что у алексеевцев появилась артиллерия, поэтому они не рисковали подходить ближе) так никому преимущества и не принес. Прибывшие из Азова и Тихорецкой отряды красногвардейцев общей ситуации изменить не могли.

Через несколько дней, 2 декабря, ситуация изменилась. Войсковой Круг ударил «сполох» и бросил на Ростов всех, кого смог наскрести в казачьей столице и кого старики могли взашей вытолкать в поход. На разложенных фронтовиков надежды не было, но младшие возраста казаков в станицах пока еще находились под влиянием Круга.

Под Кизитиринкой сформировалась Донская особая казачья бригада под командованием

полковника Юдина. Всего набралось 2493 штыков и сабель при 49 пулеметах и 6 орудиях. При этом следует заметить, что артиллерийская обслуга из казаков категорически отказалась воевать, пришлось ставить к пушкам юнкеров. Да и сами казаки особо в бой не рвались — атаману самому приходилось появляться в цепях, дабы поднимать их в атаку.

Со стороны армянского монастыря Сурб-Хач (с севера) подходила казачья бригада 46-го и 48-го полков (около 2 тысяч сабель) полковника Краснова.

В решающий момент в тылу красных со стороны станицы Гниловской вдруг загрохотали артиллерийские разрывы. Откуда взялись орудия, не знали ни белые, ни тем более красные, которые постоянно опасались каких-то подвохов со стороны «генералов». Запасники от греха подальше, не желая быть окруженными, отступили в свои казармы в селе Александрова под Нахичеванью и объявили, что складывают оружие.

Оказалось, что панику в тылу поднял отряд генерал-майора Анатолия Назарова. Начальник Таганрогского гарнизона открыл безрадостную картину. После получения известий о боях в Ростове он приказал подчиненным 17-му и 51-му казачьим полкам выступать туда на подмогу Каледину, однако объявившие нейтралитет казаки отказались. С генералом пошла только команда фельдшеров, к которой присоединились гимназисты и несколько офицеров-артиллеристов, захвативших с собой два орудия и два зарядных ящика. По дороге к ним прибились несколько сотен казаков и одумавшаяся пулеметная команда 51-го полка. У самого города они увидели двигавшийся по Дону к Ростову караван мелких судов со спешившими на помощь своим матросами-черноморцами и, заняв скрытную позицию, открыли по судам беглый огонь. Одно потопили, другие повернули назад.

Под Ростовом, умело маневрируя, Назаров сумел создать для красных видимость работы нескольких батарей и подхода скрытных резервов Каледина. Со стороны Олимпиадовки подошел ударный отряд из и сотен казаков, атаковавший в конном строю. По подсчетам историков, первое сражение Гражданской войны вели белогвардейские войска в количестве 4526 штыков, 2117 сабель,12 орудий, 4 несамоходных броневиков и около 400 сменявших друг друга добровольцев-алексеевцев.

Почуяв западню, передовые отряды красных сдались, матросы погрузились на суда и ушли в Севастополь, Красная гвардия во главе с председателем Ростово-Нахичеванского Совета и главой ВРК Сергеем Сырцовым — по домам и в подполье. Ростов пал.

Одновременно пришло сообщение о том, что кубанский атаман генерал-лейтенант Александр Филимонов разоружил в Екатеринодаре поддерживавший большевиков запасной артиллерийский дивизион и арестовали ряд членов исполкома Екатеринодарского Совета. Ждать помощи с юга большевикам уже было не от кого.

Уже ближе к вечеру со стороны Нахичевани в Ростов на центральную улицу Большую Садовую вошел отряд юнкеров, навстречу им в конном строю со стороны вокзала двигалась сотня казаков-кубанцев. Во главе колонны юнкеров на автомобиле ехал сам атаман Каледин.

Прибытие авто Каледина собрало толпу, перед которой выступил атаман, грустно заметив: «Мне не нужны аплодисменты. Я не герой, и мой приезд не праздник. Я приехал в ваш город не как счастливый завоеватель. Была пролита кровь, и нам нечего радоваться. У меня нелегко на сердце. Я выполнил свой гражданский долг, и мне не нужны аплодисменты».

Добровольцам было не до аплодисментов. В город вносили гробы с телами погибших под Кизитиринкой юнкеров. Белая Армия понесла первые потери, большая часть которых пришлась на первый раз взявших в руки винтовки детей. Только в роте поручика Мезерницкого за несколько дней боев из 140 решивших доказать, «что они не мальчики», юнкеров в строю осталось 65. «Дедушка» должен был быть доволен.