Деникин. Единая и неделимая
Шрифт:
Врангель же настаивал на переброске всего 1-го Кубанского корпуса и возвращении в его состав из Дагестана дивизии Шатилова. Последнее он подчеркивал особо — Врангель был дружен с генералом еще с академической скамьи.
Романовский посчитал, что Шатилову найдется дело и на Северном Кавказе, где предстояло добивать бродячие остатки 12-й армии красных, да и отрывать весь кубанский корпус от операций в Каменноугольном районе было бы опасным.
Врангель обиделся, отказался командовать «на таких условиях» и уехал в Ростов в штаб своей армии. Генерал Юзефович потом заметил, что «под влиянием перенесенной тяжелой болезни в душе командующего происходит реакция: он говорил, что «Бог карает (его) за честолюбие, которое руководило
Деникин не стал уговаривать «капризную звезду», отпустил его командовать Кавказской армией в Каменноугольном районе и пошел на беспрецедентный шаг — взял на СЕБЯ командование операцией на Маныче. Основная масса войск Манычской группы были кубанцы, во главе которых стоял генерал Деникин — почетный казак станицы Незамаевская Ейского отдела, которая первой подняла в 1918 году восстание против большевиков.
К 20 апреля перегруппировка «деникинской армии» была закончена: с левого фланга у Батайска сосредоточились кубанцы Покровского в составе 1-й Кубанской генерал-майора Владимира Крыжановского, 2-й Терской дивизии полковника Ивана Барагунова, части Донской армии; в центре у Торговой подтянулись разнородные подразделения генерала Кутепова, усиленные Кубанской дивизией генерала Шатилова и 1-й Кубанской бригадой генерала Сергея Говорущенко; на правом фланге к югу у Дивного располагался генерал Улагай со своим 2-м конным корпусом.
На следующий день началось наступление белых на Манычском фронте, и уже через 4 дня по всему течению реки 10-я армия оказалась отброшенной на ее правый берег, прекратив наступление. Главком бросил в обход с юга конницу Шатилова и Улагая, которые форсировали Маныч и вышли в тыл Егорову, потрепав несколько полков у Кормового и Приютного. После этого Деникин стал наращивать конный кулак в 5,5 дивизии к устью Егорлыка, для прорыва фронта юго-восточнее Великокняжеской. Учитывая численный и качественный перевес в коннице, предстоящая операция обещала сокрушительный успех.
Выполняя замысел главкома, на правом фланге генерал Улагай Царицынским шляхом зашел в тыл Великокняжеской и в нескольких сражениях у Приютного, Ремонтного, Граббевской камня на камне не оставил от Степной группы 10-й армии, взяв в плен шесть полков 32-й стрелковой дивизии, штабы, обозы, свыше 30 орудий. Егоров выложил свой главный козырь — единственную на тот момент мощную конницу — шесть полков «первой шашки Республики» отчаянного красного партизана Бориса Думенко. В жаркой конной сече у Граббевской 4 мая красные были наголову разгромлены, а сам Думенко и командарм Егоров с тяжелыми ранениями угодили на госпитальную койку. Остатки конницы поливала бомбами и осыпала железными штырями авиация белых.
Разработанная и проведенная лично генералом Деникиным Манычская операция была с блеском завершена. Деморализованная армия Егорова за две недели боев одними пленными потеряла более 15 тысяч человек и 55 орудий. Угроза с востока была ликвидирована.
Однако одно дело личным примером водить войска в атаку, другое — командовать всеми силами Юга России, занимаясь оперативными вопросами всего фронта. Отсутствие командующего могло негативно сказаться в штабе ВСЮР. Да и кубанцев Манычской группы имело смысл свести, к примеру, в «Кубанскую армию», создания которой по типу Донской давно уже добивалась Рада в Екатеринодаре. После долгих препирательств ее все же решили наречь Кавказской, ибо в составе конницы было достаточно терцев и горцев (Кавказской Добровольческой армии вернули прежнее название Добровольческая, поставив во главе Май-Маевского). Во главе армии надо ставить не главкома, а природного кавалериста, пользующегося авторитетом у казаков.
Поэтому было решено еще раз предложить царицынское направление Врангелю, тем более, что его приятель Шатилов уже успешно бился здесь с красной
Врангель, поколебавшись, согласился: «В то же время мысль, что мне придется командовать Кубанской армией, армией отдельного государственного образования, с политикой, в значительной мере идущей вразрез с политикой главного командования, справедливо меня пугала». Его тут же Рада приняла в казачье сословие. Заканчивал Манычскую операцию уже Врангель.
В Донбассе ожесточенность боев была несколько снижена разливом рек и непролазной грязью, в которой утопала не только пехота, но и конница. В нее засосало всю 9-ю армию красных, которая никак не могла переправиться через Северский Донец. К тому же сыпной тиф, по признанию советского военного историка Николая Какурина, выкосил из боевых частей от 40 до 50 % личного состава. Отдельные части, сумевшие переправиться, успешно вырубались донцами полковника Николая Калинина и генерала Эммануила Семилетова.
Деникин отмечал: «Донское войско явно выздоравливало от того повального маразма, который охватил его в январе, вновь приобретало веру в себя, в свои силы, в возможность дальнейшей борьбы. Продолжались еще явления боевой неустойчивости и развала, требовавшие даже воздействия вооруженной силой, но масса очнулась. Донское командование использовало умело прочные части для маневра и деятельно вело реорганизацию армии, упраздняя не отвечавшее силам давление на «фронты», «армии», сводя в нормальные части многочисленные отряды — наследие партизанства, ополчения и развала».
К тому же сковали действия командования красного Южного фронта Гиттиса восстание на Верхнем Дону и мятеж Григорьева, на подавление которого пришлось отправлять резервы фронта. Мятежника пристрелил, по некоторым данным, лично красный комбриг Нестор Махно, который после этого сам поднял мятеж против совдепов.
В начале мая ставший командующим Добрармией генерал Май-Маевский, которому на роду было написано стать великим именно в этом месяце, отразил очередное наступление красных и контрударом выбил Гиттиса из Юзовки и Мариуполя. Врангель писал о нем: «Небольшого роста, чрезвычайно тучный, с красным обрюзгшим лицом, отвислыми щеками и громадным носом-сливой, маленькими мышиными глазками на гладко выбритом без усов и бороды лице, он, не будь на нем мундира, был бы несомненно принят каждым за комика какой-либо провинциальной сцены. Опытный, знающий дело военачальник и несомненно не глупый человек, генерал Май-Маевский в разговоре производил весьма благоприятное впечатление. Долгие месяцы ведя тяжелую борьбу в Каменноугольном бассейне, он не потерял бодрости духа».
Маневренная война Май-Маевского, хотя и ценой огромных потерь (в Марковском полку осталось 200 штыков, в Дроздовском — 500, Корниловском — 400), позволила Добровольческой армии не только выиграть время и сохранить свои позиции в Каменноугольном районе, но и перегруппироваться, разбить Егорова на Маныче, Кожевникова в Донбассе, Махно в Гуляй-Поле, захватить важнейший (в том числе и для французов) промышленный район и завоевать себе мощный плацдарм для наступления.
По словам Деникина: «…на всем фронте от Донца (левый фланг Донской армии) до Азовского моря в стане большевиков наступил моральный перелом. Огромные потери, понесенные в боях и в большей еще степени от дезертирства, ослабили большевистские армии. Они разбились о сопротивление добровольцев и казаков, и в рядах их все более, все глубже нарастало паническое настроение. Появление впервые на этом фронте английских танков произвело на большевиков большое впечатление и еще более увеличило их нервность… Начало мая было резким поворотным моментом в судьбах Вооруженных сил юга. Фронт большевистский дрогнул, и все наши армии — от Каспийского моря до Донца и от Донца до Черного моря — были двинуты в решительное наступление».