Денис Давыдов
Шрифт:
– Как это твою? – возмутился лекарь.
– Не обижай, бачка, не обижай! Я лучше тебя знаю свою стрелу...
– Так что же ты хочешь? – пуще прежнего гневался лекарь.
– Это моя стрела, я сам ее выну...
– Что ты задумал? – накинулись на него солдаты. – Каким образом ты вынешь стрелу?
– Да, бачка, очень просто! Возьму за один конец и вырву вон. Стрела будет цела!
– А нос? – спросил лекарь.
– А ног? Что нос? Черт возьми этот нос!
Солдаты, давясь от смеха, тотчас же силой отогнали сумасбродного и настырного башкира.
Меж тем плененный француз, не зная русского языка, все же догадался, о чем идет речь, и с мольбой обратился к лекарю за помощью.
Вскоре
Через несколько дней после встречи с Беннигсеном Денис Васильевич с прискорбием наблюдал, стоя среди офицеров в главной квартире, за визитом французского парламентера Луи Перигора . Перигор пожаловал из приграничного городка Тильзита с миссией о перемирии.
В торжественной обстановке парламентер вручил главнокомандующему письмо от маршала Бертье. Причем за время этой тягостной для русского командования церемонии француз держал себя весьма надменно, «нос кверху», не пожелав даже снять с головы пышной медвежьей шапки, сославшись на воинский устав. Сам же барон Беннигсен и генералы его свиты учтиво улыбались, обнажив и почтительно склонив головы перед наглым молодым французом. Все это вызвало бурю негодования в душе патриотически настроенных офицеров, ибо, по их единодушному мнению, не могло идти речи о мире между императором Бонапартом, преступно обагрившим руки в крови многих европейских народов, и законным русским государем. «Если бы мы сбили тогда шапку с головы Перигора, – с горькой иронией вспоминал об этом визите Давыдов, – из головы Наполеона вылетело бы несколько статей мирного трактата. Дело было в шапке».
13 июня 1807 года наступил достопамятный день встречи в Тильзите двух императоров. По сему случаю на середине Немана построили на плотах с вензелями два четырехугольных павильона, обтянутых белым полотном. Причем один павильон выглядел наряднее другого и был значительно больше, он предназначался для императоров, а меньший – для свиты. По обеим берегам реки стояли две барки с гребцами. Они должны были доставить монархов к месту их встречи.
Александр I со своей свитой находился в некогда богатой крестьянской усадьбе на берегу Немана. Время от времени он выходил из избы, в глубокой задумчивости стоял у реки и ожидал своего часа, чтобы сесть в барку и отправиться на встречу с овеянным громкой славой французским полководцем. Наполеон в течение двух лет одержал ряд блестящих побед и покорил почти все европейские державы.
Багратиона в свите государя не было, он не пожелал ехать в Тильзит, сказавшись больным. Зато Денис Давыдов имел туда допуск как адъютант доблестного, не ведающего страха генерала. Ему довелось стать свидетелем важных событий...
Стоя при полном параде в кругу офицеров, Давыдов наблюдал за встречей императоров в подзорную трубу.
Наполеон со сложенными на груди руками находился в окружении государственных сановников. На французском императоре блистал мундир старой гвардии с лентой Почетного легиона через плечо, а его голову украшала неизменная шляпа-треуголка.
Денису Васильевичу запомнились строки из романса, сочиненного по сему торжественному случаю в честь встречи великих монархов придворным стихотворцем:
На одном плоту я видел двух повелителей мира,
на одном плоту я видел
и Мир, и Войну,
и судьбу целой Европы –
все на одном плоту.
Лодка, на которой находился Наполеон, первой причалила к плоту. Он быстро прошел вперед и приветливо протянул руку Александру I, когда тот сходил с барки.
– По какой причине мы сделались с вами врагами, государь? – быстро и непринужденно спросил Бонапарт. – Из-за чего вся эта баталия?
– Мне не по душе эти чопорные
– Если таково ваше мнение, государь, то я весьма рад, – Наполеон пожал руку Александру. – Будем считать, что мир заключен!
Монархи прошли и скрылись в большом нарядном павильоне. Они проговорили там с глазу на глаз около двух часов. Затем туда пожаловала свита.
С детства Давыдов имел обыкновение со вниманием примечать все, что происходило вокруг него. Многие события и детали встречи двух императоров запомнились ему на всю жизнь. Он предчувствовал, что Тильзит будет иметь важное историческое значение. Вечерами адъютант садился за стол и при свечах кратко записывал свои впечатления.
С той первой знаменательной встречи прошло несколько дней, и судьба вновь свела Давыдова с Бонапартом, причем самым неожиданным образом. Наполеон остановился в нескольких шагах от него, и Денис Васильевич поразился тому, сколь не схожи все виденные им дотоле изображения великого императора Франции на портретах современных художников. До сего часа он представлял себе властного и величественного монарха суровым, с резкими чертами лица и большим горбатым носом, с черными глазами навыкате, нахмуренными бровями и слегка вьющимися волосами – словом, человека с южным, итальянским типом лица. Однако в жизни все обстояло иначе.
Давыдов лицезрел, казалось, совершенно другого человека. В отношении Наполеона в его душе кипело негодование, смешанное с растерянностью и даже неким благоговением. А франтоватые, напыщенные французские офицеры столь скоропалительно превратились из лютых врагов в пылких друзей... Острое перо гусара так живописало Бонапарта: «Я увидел человека малого роста, ровно двух аршин шести вершков, довольно тучного, хотя ему было тогда только тридцать семь лет от роду и хотя образ жизни, который он вел, не должен бы, казалось, допускать его до этой тучности. Я видел человека, держащегося прямо, без малейшего напряжения, что, впрочем, есть принадлежность всех почти людей малого роста. Но вот что было его особенностью, это – какая-то сановитость благородно-божественная и, без сомнения, происходившая от привычки господствовать над людьми... Не менее замечателен он был непринужденностью и свободою в обращении, так и безыскусственною и натуральною ловкостью в самых пылких и быстрых приемах и ухватках своих, на ходу и стоя на месте. Я увидел человека лица чистого, слегка смугловатого, с чертами весьма регулярными. Нос его был небольшой и прямой, на переносице которого едва приметна была весьма легкая горбинка. Волосы на голове его были не черны, но темно-русые, брови же и ресницы ближе к черному, чем к цвету головных волос, и глаза голубые, – что, от его почти черных ресниц, придавало взору его чрезвычайную приятность».
А теперь давайте перенесемся из Тильзита лет на пятнадцать назад... Перенесемся в Париж начала девяностых годов XVIII века. Думается, будет нелишним приоткрыть завесу над главным виновником мировой смуты и кровавых бедствий человечества и все же великим и бесстрашным полководцем – Наполеоном. В ту пору о нем рассказывали много былей и небылиц, но случай из молодости Бонапарта кажется нам весьма примечательным.
В осенних сумерках шумел мглистый дождь. На узкой, окраинной улочке столицы, заселенной ремесленниками и торговцами, в мансарде невысокого каменного дома влачил свои бренные годы некий старец. По всей округе он слыл за колдуна и звездочета. Ходили слухи, что по профессии старец астролог и по каким-то странным чертежам, планетам и книгам может предсказывать судьбы людей. Однако редко кто из страждущих решался прийти к нему в дом за помощью и советом.