Денис Котик и Царица крылатых лошадей
Шрифт:
«Нет, пусть лучше провалится эта дискотека сквозь землю. Вместе со всеми этими дурацкими модами!» - решил Денис.
«А с Лехой я потом лучше сам поговорю. Один на один. Чтобы больше так не делал, придурок майский!» - решил Денис, и на душе у него вроде как полегчало.
Он посмотрел Антону Кулачнику прямо в его упрямые глаза и твердо сказал:
– Отцепись. Не знаю я ни фига. И знать не хочу.
Вид у Дениса был таким грозным, что даже новоиспеченный боксер Кулачник сразу пошел на попятную.
–
– Никаких проблем, пацаны, - примирительно сказал Альберт Подольский.
– Я тут вообще подумал, что нам эта школьная дискотека? Можем устроить у меня дома еще и получше! Моды эти ваши тоже можно у меня дома показать! И всех делов!
– А родители разрешат?
– с сомнением спросили девочки.
– Спрашиваете! Да предки у меня просто шелковые!
– А место у тебя в квартире есть?
– скептически спросила Оля.
– Ха! Да у меня восемь жилых комнат, не считая гостиной и двух ванных! Так что в следующее воскресенье приглашаю всех к себе! Но только учтите: гамбургеров я не обещаю. И колу тоже несите с собой сами!
Класс грянул дружное «ура»! Да так громко, что директриса Роза Марленовна, которая подслушивала у замочной скважины под дверьми, едва не оглохла.
А после обеда Денис подкараулил Леху Тюленько в парке.
Как и ожидал Денис, Леха выгуливал своего Баксика под каштанами центральной аллеи.
Выглядел Леха понурым. Когда Денис окликнул его, одутловатое лицо Тюленько стало затравленным и испуганным, словно бы Денис был не Денисом, а Фредди Крюгером, явившимся за своей очередной жертвой.
– Чего это ты тут делаешь?
– спросил Леха.
– Тебя ищу, - без обиняков ответил Денис.
– Делать тебе нечего? Я вообще-то болею…
– Ага. Двухсторонним воспалением хитрости, - скептически процедил Денис.
– Ну, не веришь - не надо, - Леха сделал вид, что обиделся, и даже два раза натужно кашлянул.
– Вообще-то я простудился.
– Оно и видно. А чтобы температуру побыстрей сбить, пошел в парк прогуляться.
– Я бы не пошел. Но собаке-то надо в туалет! Не может же она ходить прямо в подъезде!
– Ну почему, вот Мопассан, кот нашей соседки, только в подъезде и делает…
– Мой Баксюта не из таких. Он у меня культурный. А вообще чего ты меня искал?
– робко спросил Тюленько.
– Поговорить надо.
– О чем это?
– ощетинился тот.
– Да о Виоле Ивановне.
Леха посмотрел на Дениса глазами, полными ужаса, но тут же кое-как взял себя в руки и даже попытался соврать.
– Она что, меня сегодня вызывала?
– Не вызывала.
– Странно, - наигранно удивившись, пожал плечами Леха.
– А то в прошлый раз обещала… Что проходили?
– Ничего не проходили. Урока не было.
– Виола заболела?
– Леха скроил заинтересованную мину.
Увы, актер из него был препаршивейший. Такого актера режиссер наверняка задушил бы на первой же репетиции, если бы вдруг взял его в свой театр.
– По кочану, - довольно грубо сказал Денис.
– Надоело мне это. Хватит из меня дурака делать. Знаю я все.
– Что это «все»?
– переспросил Леха. Голос его предательски дрожал.
– Да все. Про картину твою. И про то, что это ты нарисовал. Ну, может не нарисовал, а художнику заказал.
Леха молча посмотрел Денису прямо в глаза. Взгляд у него был полубезумный. И Денис вдруг подумал, что Леха вот сейчас возьмет - да и упадет в обморок, как директриса на лестнице перед школой.
И что он тогда будет с ним делать? Кричать на весь парк «доктора! доктора!»? Или делать ему искусственное дыхание, как учили на уроках самообороны и выживания?
– А откуда… откуда ты знаешь?
– с трудом выдавил из себя Тюленько, часто-часто моргая.
– Откуда-откуда… Догадался!
– И что? Ты… ты… рассказал им?
– Кому?
– Ну… в школе… Виоле, остальным…
– Нет, Леха. Я ничего никому не рассказал.
С минуту Леха Тюленько переваривал услышанное. А затем… бросился к Денису обниматься, ну точь-в-точь как футболисты после забитого в неприятельские ворота гола.
– Друг! Ты настоящий, настоящий друг! Спасибо, Денька! Спасибо! Даже и не знаю, как сказать… как благодарить!
– Эй-эй! Постой! Да постой же ты, Леха!
– едва отбился от дружеских излияний чувств Денис.
– Во-первых…
– Что?
– сияя идиотской улыбкой, спросил Тюленько.
– Во-первых, никакой я тебе не друг…
– Так ты сказал им, что ли?
– голос его помертвел, а выражение лица враз превратилось из ликующего в обреченное.
– Нет. Но ты меня не дослушал. В общем, во-первых, никакой я тебе не друг. Никогда мы с тобой друзьями не были. Друг у меня - Тигра. А ты мне только приятель. И, между прочим, у Джека Лондона написано, что между этими двумя словами такое же расстояние, как между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Но я все равно им не сказал. Хотя они очень и очень меня об этом просили. И даже заставляли!
– Но тогда почему…
– Потому, что это подло - выдавать товарищей. Даже когда товарищи сами погрязли в подлости.
– Это тоже у Джека Лондона написано?
– серьезно спросил Леха. (Его очень впечатлило выражение «погрязли в подлости».)
– Написано. Почти.
Леха покраснел и отвел взгляд - якобы затем, чтобы посмотреть, как Баксик гоняет по кустам жалкого карликового пинчера, каждая нога которого была чуть толще зубной щетки. А на самом деле потому, что ему было очень стыдно.