Дэнс, дэнс, дэнс

Мураками Харуки

— В ее сумочке не нашли ничего, что хоть как-то помогло бы расследованию, — сменил его Гимназист. — Ни водительских прав, ни записной книжки, ни кредиток, ни банковских карточек. Инициалов ее имени нигде не значилось. Там были только косметичка, тридцать тысяч иен в кошельке, противозачаточные таблетки. И больше ничего… Впрочем, нет! В самом укромном кармашке ее кошелька — там, где не сразу и догадаешься — нашли визитную карточку. Вашу визитную карточку.

— Ты действительно не знаешь эту женщину? — тут же навалился Рыбак.

Я покачал головой. Я был бы только рад

сделать все, чтобы полиция поймала подонка, убившего Мэй. Но в первую очередь я должен был думать о живых.

— Что ж… Тогда, может, скажете, где вы были и чем занимались вчера вечером? — спросил Гимназист. — Теперь-то вы знаете, почему вас сюда привели и зачем допрашивают…

— В шесть часов я сидел дома и ужинал, потом читал книгу, немного выпил, к двенадцати заснул, — сказал я. Память понемногу восстанавливалась. Видимо, из-за шока от фотографий убитой Мэй.

— С кем виделся за это время? — спросил Рыбак.

— Ни с кем. Весь вечер был один, — ответил я.

— А по телефону ни с кем не говорил?

— Нет, — сказал я. — Один раз позвонили, часов в девять, но телефон был на автоответчике, я не стал снимать трубку. После проверил — звонили по работе.

— А зачем ты автоответчик включил, когда дома был?

— А чтобы в отпуске ни с кем о работе не разговаривать, — ответил я.

Они захотели узнать имя и телефон клиента, звонившего мне вчера. Я сказал. — И после этого ты весь вечер читал?

— Сначала посуду вымыл. Потом читал.

— Что читал?

— Вы не поверите. Кафку читал. “Процесс”.

Рыбак записал: “Кафка, Процесс”. Иероглифов слова “процесс” он не знал, и ему подсказал Гимназист. Уж этот тип, как я и полагал, знал о Кафке не понаслышке.

— Значит, до двенадцати ты читал, — уточнил Рыбак. — И выпивал.

— Как обычно вечером… Сначала пиво. Потом бренди.

— Сколько выпил?

Я напряг память.

— Пива две банки. Потом бренди, где-то четверть бутылки. А закусывал консервированными персиками.

Рыбак все это старательно записал. “И закусывал консервированными персиками”.

— Вспомнишь еще что-нибудь — говори. Любая мелочь может пригодиться.

Я подумал еще немного — но ничего больше не вспомнил. Абсолютно ничем не примечательный вечер. Я просто сидел и спокойно читал книгу. В тот самый ничем не примечательный вечер, когда Мэй задушили чулками.

— Не помню, — сказал я.

— Советую предельно сосредоточиться, — снова встрял Гимназист, откашлявшись. — Вы сейчас — в ситуации, когда ваши собственные слова могут здорово вам навредить…

— Перестаньте! Мои слова никак не могут мне навредить, потому что я ничего не делал, — отрезал я. — Я — свободный художник, визитки по всему городу рассовываю. Как моя визитка попала к этой девчонке — не знаю, но из этого вовсе не следует, что я ее убил!

— Был бы ты ни при чем — стала бы она прятать одну-единственную визитку в самое укромное место кошелька? Вот в чем вопрос… — произнес Рыбак. — В общем, пока у нас — две версии происшедшего. Версия первая: эта женщина — одна из твоих партнеров по бизнесу. Кто-то назначил ей в отеле свидание, убил ее, выгреб из сумочки все, что могло навести нас на след, и скрылся. И только твою визитку, которую она поглубже запрятала, не заметил. Версия вторая: она проститутка. Профессиональная шлюха. Высшей категории. Из тех, что работают только в дорогих отелях. Эти пташки никогда не носят с собой ничего,

что подсказало бы, как их потом найти. И вот по какой-то неизвестной причине очередной клиент ее задушил. Поскольку деньги не тронуты, убийца, скорее всего, — маньяк. Вот такие две версии. Что ты об этом скажешь?

Я склонил голову набок и промолчал.

— Так или иначе, единственный ключ к разгадке — твоя визитка. На данный момент это все, что у нас в руках, — веско произнес Рыбак, постукивая концом авторучки по железной столешнице.

— Визитка — это всего лишь клочок бумаги с буквами, — возразил я. — Сама по себе ничего не доказывает. И уликой являться не может.

— Пока не может, — вроде бы согласился Рыбак. Его авторучка продолжала со звонким цоканьем плясать по столу. — Пока ничего не доказывает, тут ты прав. Сейчас эксперты заканчивают осмотр номера и оставшихся там вещей. Производится вскрытие тела. Завтра прояснится много пока неизвестных деталей. Выстроится какая-то цепочка событий. А пока остается только ждать. Вот мы и подождем. А ты за это время постараешься вспомнить еще что-нибудь. Возможно, мы просидим здесь с тобой до ночи. Что ж. Работаем мы основательно. Когда человек не торопится, он вспоминает много интересных мелочей. Вот и давай — спокойно, не торопясь, восстанови все в голове еще раз. Все, что с тобой происходило вчера. Одно за другим, по порядку…

Я уперся взглядом в часы на стене. С крайне тоскливым выражением на циферблате эти часы показывали десять минут шестого. И тут я вспомнил, что обещал позвонить Юки.

— Могу я от вас позвонить? — спросил я у Рыбака. — Ровно в пять я обещал позвонить одному человеку. Это важно. Если не позвоню, будут проблемы.

— Женский пол? — прищурился Рыбак.

— Угу, — только и ответил я.

Он кивнул, дотянулся до телефона и подвинул его диском ко мне. Я достал блокнот, отыскал номер Юки и набрал его. На третьем гудке она сняла трубку.

— У тебя важное дело, и ты не можешь приехать? — первой спросила Юки.

— Происшествие, — поправил я. — Не по моей вине. То есть, я понимаю, что это ужасно, но ничего не могу поделать. Меня забрали в полицию и допрашивают. В участке на Акасака. В чем дело — долго объяснять, но, похоже, в ближайшее время меня отсюда не выпустят.

— В полицию? Ты что натворил, признавайся?

— Ничего не натворил. Вызвали как свидетеля одного убийства. Вляпался случайно.

— Чушь какая-то, — сказала Юки бесцветным голосом.

— И не говори, — согласился я.

— Но ты же никого не убивал, правда?

— Конечно, никого я не убивал. Я в жизни делаю много разных глупостей и ошибок, но людей я не убиваю. И вызвали меня как свидетеля. Сижу вот и отвечаю на всякие вопросы. Но перед тобой я виноват, спору нет. Постараюсь искупить свою вину в самое ближайшее время.

— Ужасно дурацкая чушь! — сказала Юки. И старательно, как можно громче брякнула трубкой.

Я тоже повесил трубку и вернул телефон Рыбаку. Оба следователя внимательно слушали мой разговор с Юки — но, похоже, так ничего для себя и не выудили. Знай они, что я назначал свидание тринадцатилетней девчонке — в чем бы меня только ни заподозрили. Наверняка записали бы в маньяки-извращенцы или еще что похлеще. Что говорить — в нормальном мире нормальные тридцатичетырехлетние дяди не назначают тринадцатилетним пигалицам свиданий…