Деревня Нюркин луг, или Тайна печатной машинки
Шрифт:
– Жееень! – Дар"eна бежала ко мне со всех ног и кричала аж с начала улицы. – Женька!
– Да что случилось-то?! – я поставила ведро на землю и обеспокоенно смотрела на приближающуюся девушку.
– Кукушки!
– Какие кукушки?
– Праздник кукушки! На площади, вечером. Идём?
Глаза рыжей снова источали волны света и радости.
– Идём, – ответила я. Даже если я нахожусь здесь не по своей воле, это совершенно не значит, что нельзя веселиться.
Девушка прыгала на месте от радости, как ребёнок. Сколько же в ней энергии и этой самой непосредственности.
– Только
По мере перечисления неотложных дел, энтузиазм Дар"eны снижался. Я усмехнулась, подняла ведро, до краёв полное колодезной воды.
– С одним из пунктов, считай, расправились.
– Поняла! – радостно вскрикнула она. – С тебя Ладка, с меня всё остальное. Увидимся, когда закончим.
– Эй! – крикнула я ей вслед, но дверь в дом за шустрой рыжулей уже захлопнулась. – Как её доить-то?!
– Как-как. Ведро подставь, да за сиськи дёргай, – мекнул козёл. Я повернула голову. Он смотрел на меня с таким видом, будто каждый уважающий себя человек непременно должен был владеть этим умением.
– Где ведро? – спросила его, пересилив раздражение на этот выпад.
– В сенях. Сполосни только.
Слушая указания рогатого, я подготовила тару, набрала в ведро теплой воды, протерла коровье вымя и, нервно пошевелив в воздухе пальцами, приготовилась выполнить возложенную на меня миссию. Двумя руками схватилась за соски.
– Холодно вообще-то, – сказал кто-то.
Я огляделась. В коровнике только я и Лада. Всмотрелась в глаз с пушистыми изогнутыми ресницами, которым она была повернула ко мне, и спросила заговорщическим шепотом:
– Ты тоже говорящая что ли?!
– Что значит «тоже»?! – пробасила рогатая. – Уж не глупее козла.
– Я бы попросил… – донеслось с улицы.
– Помолчи, патлатый! – она снова повернула голову ко мне, взглянула исподлобья. – Чего встала? Будем болтать или дело делать?
– Ага, – растерянно ответила я и уселась лицом напротив коровьего вымени. Погрела руки друг о друга и снова потянулась.
– Ну… Долго будешь гладить?
– Да не глажу я… Прицеливаюсь…
– Быстрее целься. А-то кефир один останется.
– Да всё уже. Всё…
Взяла одной рукой, немного надавила, потянула вниз.
– Что ты боишься его?! Как будто не вымя трогаешь, а гнездо осиное.
– Да уж лучше б гнездо, – буркнула я себе под нос и сильнее сжала кулак.
– Нежнее! Ну!
– Прости… Вот так?
– Так слишком нежно. Сейчас вместо молока сладкий кисель польётся. Нормально возьмись.
Я, наконец, схватилась за соски, решительно потянула их вниз и визгнула от громогласного «Мууууу!».
– Вот ведь криворукая! Тебя бы так подёргали! Ты хоть понимаешь, что у меня на нервной почве молоко и вовсе пропасть может?! Ты что ль, тощая, потом всех кормить будешь?!
– Так! Всё! – не выдержав упреков, я вскочила на ноги. – Тогда сама себя дои, раз такая умная.
Шумно хлопнув дверью коровника, вышла на улицу. Козёл смотрел на меня участливо, с беспокойством. Я ткнула пальцем в сторону двери.
– Как?! Как, скажите, можно доить того, кто находится со мной на одной интеллектуальной ступени?!
– Я бы
– Она ещё и хамит! Ты слышал?!
В стороне, в тени у сарая кто-то закряхтел. Хряк повернулся с боку на живот, поднялся на все четыре копыта и, чуть встряхнувшись, помотал пятачком и прошёл мимо меня к коровнику.
– Нет в вас дипломатической жилки. Разойдись…
Пинком он открыл дверь, скрылся за ней и появился через пару минут в дверях, довольный, с порозовевшими щеками.
– Леди обещала впредь вести себя сдержанно. Прошу, – и Борька махнул ушами, приглашая меня войти.
Я нерешительно вошла. Заняла прежнее место у вымени и, снова согрев руки, прикоснулась к этой чувствительной части тела Лады. Сжала сперва некрепко. Потом чуть сильнее и, вспоминая, как делала это Ульяна, принялась добывать молоко из коровы.
– Так нормально? – на всякий случай уточнила у ворчуньи.
– Сойдёт.
Закончив, я вышла во двор с ощущением, что заходила не в коровник доить корову, а разгуливала с красной тряпкой на арене рядом с разъярённым быком.
– Вот так пощекотала нервишки.
К вечеру Дар"eна загадочно поманила меня в одну из комнат родительского дома. Замерев в нетерпении, указала рукой на кровать с разложенным на ней сиреневым платьем.
– Это тебе, – сказала она, а глаза её искрились радостью. – Нравится?
– Очень, – честно ответила я, опешив. – Но Даш, я не могу…
– Не хочу ничего слышать! Надевай сейчас же!
– Ты ведь уже подарила мне одно…
– Да, но на праздник оно не подходит. Надень. Мне это совсем не сложно. Я люблю шить. А отец всё время привозит для меня новые ткани.
Я бы поспорила ещё, если бы это незамысловатое одеяние не сразило меня так сильно. Простого кроя платье в пол, без рукава. Лиф, лаконично украшенный кружевом по верхнему краю. Чуть присборено на талии. Самый обыкновенный хлопок. Но смотрелось всё в целом фантастически.
– Спасибо, – ответила я шёпотом, ощущая подушечками пальцев мягкую ткань.
Даша надела схожего цвета наряд, чуть отличающийся по крою. «Фэмили лук», как сказала бы Юлька.
Платья в сиреневых тонах были не достаточным атрибутом праздника. Дар"eна изрядно потрудилась, чтобы вплести нам обеим в волосы фиолетовые флоксы. В конце концов, мы с ней выглядели, как две лесные феи цветов. Не хватало только крылышек.
Ещё не дойдя до главной площади деревни, сквозь гул толпы легко различалась музыка, создаваемая местными музыкантами. Гудящие звуки домры подхватывались переливами свирели, крякающим соло жалейки и трескотнёй деревянных трещоток. Всё это вместе создавало весёлую композицию и заводило толпу. Подойдя ближе, я увидела и другие инструменты. У одного из жителей в руках было что-то похожее на волынку, с большим кожаным мешком и несколькими трубочками. Второй держал в руках нечто, напоминающее не то гитару, не то скрипку, но с изогнутым, дугообразным смычком, напоминающим лук. Громкий, низкий тембр, извлекаемый музыкантом из этого чуда, ловко встраивался в общий оркестр, дополняя мелодию. Дети бегали повсюду с бубенцами в руках и глиняными свистульками в форме птиц.