Деревня Зомби
Шрифт:
В джунгли я излишне углубляться не стал - тут без паранга не обойтись. Паранг - это что-то вроде мачете, специально, чтобы сквозь заросли продираться. Держась берега реки, я перепрыгивал по кривым, нависшим над водой стволам деревьев, что твоя обезьяна. Желтая вода неторопливо текла под ногами, неся мелкие ветки и пальмовые листья, в некоторых местах она закручивалась крошечными водоворотами или начинала бурлить, натыкаясь на груды камней. Здесь, возле камней, она казалась почище, и я решил заново наполнить флягу. Вылив согревшуюся на солнце воду в реку, я подставил узкое горлышко под струю... Но не успел
Как только тростники сомкнулись за мужчиной, я торопливо закрутил крышку фляги и сбежал с древесного ствола. Под ногами захлюпало. Вскоре заросли кончились, я осторожно выглянул наружу... Полуденное солнце лупило с выцветшего от жары неба.
Передо мной, насколько хватало глаз, простирались плантации - обширные поля заливного риса, расположенные в заболоченной низине. Сотни чернокожих - мужчин и женщин, - обрабатывали их под прямыми палящими лучами солнца. Они медленно передвигались на корточках, разгребая жидкую почву руками. Между ними лениво расхаживали крепкие мужчины с бичами в руках. Надсмотрщики. Вот это да! В Малайзии применяют рабский труд? Узнал бы об этом доктор...
Послышался шорох. Я едва успел спрятаться за тростником - кто-то подошел почти вплотную к зарослям. Осторожно отогнув тростину, я увидел между продолговатыми, двоящимися от яркого солнца листами неопределенные не то белые, не то розовые - пятна. Пригляделся - и глазам своим не поверил. Белая женщина!
Она была неряшливо одета. Розовая блуза, вся перепачканная землей и соком зелени, болталась на ней лохмотьями. В прорехи джинсовой юбки виднелись белые ноги. Лицо женщины показалось мне каким-то бессмысленным.
Но рассмотреть ее как следует я не успел. Черный надсмотрщик подскочил к ней и, выкрикнув что-то на своем гортанном языке, ударил ее бичом по спине. Без единого звука, испуганно пригнув голову, она вернулась к работе.
Какого черта! Им что, мало своих чернокожих?
Отпустив тростину, я попятился и вернулся к кривому дереву, нависшему над водой. Наполнил флягу по самое горлышко и поспешил в деревню. Доктору я решил пока ничего не говорить.
6. Большой дом
А доктор даже и не заметил моего отсутствия.
– Джекииль, вы даже не представляете, что я нашел!
– такими словами встретил он меня.
От радости он готов был меня обнять. А я-то думал, он набросится на меня с кулаками за то, что я пропадаю черт знает где. В руках у него была страшно потрепанная тетрадь.
– Это дневник, - пояснил доктор.
– Дневник той самой женщины из России, которая снимала фильм.
И он поведал мне, что, пока я пропадал черт знает где, он пытался поставить очередной опыт, но что-то у него там не заладилось, и в сердцах он расколотил пару пробирок и одну колбу. Он крикнул меня, а когда я не отозвался, принялся сам убирать осколки. Вообще-то прибираться по хижине это моя обязанность.
Прибираясь, он и наткнулся под старой циновкой на этот русский дневник.
– Вы читаете по-русски, док?
– осведомился я.
– В том-то и дело, что нет.
– Чему же вы тогда радуетесь?
– А тому, что написан он вовсе не на русском. Эсперанто. Вы молоды и не помните, а я еще застал то время, когда все повально увлекались эсперанто. Меня самого не обошло стороной это увлечение. Чему я сейчас ужасно рад. Хоть и с трудом, но мне удалось разобрать большую часть того, что здесь написано.
– И что же здесь написано?
– Строго говоря, это не дневник, а рабочая тетрадь, и о самом авторе из нее узнать можно лишь немного. Ее зовут Анна Кривцова, и с середины девяностых ее муж Николай Кривцов занимается приблизительно тем же самым, чем и мы с вами: некрозами и регенерацией тканей. Они супруги, и она во всем ему помогала.
Вот, собственно, и все, что я могу о них сказать. Понимаете, Джекииль, они жили здесь. Быть может, на этом самом столе он препарировал своих зомби.
При этих словах у меня подступило к горлу: как-никак это был наш обеденный стол.
– Должен признать, - продолжал доктор, - в некоторых вопросах этот русский продвинулся гораздо дальше. Он действовал очень напористо, пожалуй, даже слишком напористо. Если верить этому дневнику, а я ему безусловно верю, он препарировал не меньше сотни зомби. Это просто Гален нашего времени. Даже если он не был силен в качестве, он брал количеством. Здесь подробно описаны все эксперименты, которые он ставил. Я собираюсь повторить некоторые из них.
М-да, если уж доктор признает, что какой-то ученый действует "слишком напористо", то это действительно нечто из ряда вон выходящее.
– А меня вот что занимает, - заметил я.
– Что с ними стало потом? И почему она бросила свой дневник здесь? И как, в конце концов, та видеокассета попала в лавку старьевщика в Куала-Лумпур?
А про себя я подумал: "Анна... Так, значит, ее зовут Анна..."
Я ни на минуту не сомневался, что та белая женщина на рисовой плантации и есть автор дневника Анна Кривцова.
* * *
На другое утро я отпросился у доктора на несколько часов. Он был настолько занят подготовкой к опытам, что, по-моему, даже не расслышал меня. Посчитав разрешение полученным, я торопливо направился вдоль реки. У меня было смутное представление о своих дальнейших действиях. Я понятия не имел, как буду общаться с этой русской, но незнание языка меня не обескураживало. И не такие трудности преодолевали!
Солнце поднималось все выше. А вот и кривое дерево, нависшее над водой. Осторожно пробравшись через кусты, я выглянул из тростников. Работники были на своих местах. Передвигаясь на корточках, они разгребали пальцами жидкую грязь. Между ними похаживали надсмотрщики. А вот и она. Все в той же розовой блузе и джинсовой юбке. Притаившись в кустах, я наблюдал за ними. Это продолжалось долго, очень долго. Солнце поднялось уже в зенит, когда я услышал барабанную дробь, созывавшую, должно быть, на обед. Работники начали подниматься с корточек и, подгоняемые надсмотрщиками, побрели в джунгли. Плантация опустела.