Дерево дракона
Шрифт:
— Я только что переговаривался с Миетусом. Все окончательно решено. Завтра днем Сифаль передаст по рации инструкции для самолета-амфибии. Все должно иметь свою оболочку, как орех в скорлупе. Вы довольны?
— Да, довольна, — сказала она, почувствовав внезапный испуг. Хотя Моци говорил тихо, в его голосе чувствовалось возбуждение, даже легкая дрожь, и он снова положил руку на ее голое плечо. — Вы уже сообщили Хадиду?
При звуке этого имени он презрительно выдохнул воздух через ноздри:
— Ишак может кричать ему в ухо, и он все равно не проснется. Вы же знаете, что он обычно
— Мне жаль его.
Его рука медленно поползла по ее плечу, но Мэрион не испытывала ничего, кроме полного безразличия.
— Он не мужчина. Думать о нем — значит попусту терять время.
— Но ведь он нужен вам.
— Да, нужен. Но при этом он не перестает оставаться для меня пустым местом. Ничтожество…, и мы с вами оба знаем это.
Давайте забудем о нем.
Рука его уже проникла под бретельку ее ночной рубашки, и Мэрион с отвращением чувствовала ее тепло на своем плече.
Мэрион знала, что можно найти управу на любого мужчину, даже на такого, как Моци, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы заниматься этим.
— Вас и Кирению ждут великие свершения, — сказала она. — Вы сейчас в предвкушении грядущих событий, и, вероятно, поэтому вам не спится. Если вы хотели что-то сказать, говорите.
Или уходите.
— То, что я хочу сказать, можно выразить только сердцем.
Мы вместе многое пережили. Мы все делили поровну: радость и горе, опасности и надежды. Мы вместе переносили тяжесть лишений, и наши судьбы переплелись. Мы делили поровну почти все, и осталась разве что только малость. И эта малость состоит в том, что вы женщина, а я мужчина.
Он продолжал гладить ее плечо, Мэрион подняла руку и схватила его за запястье. Стул скрипнул, она услышала хриплый, гортанный звук, вылетевший у него из горла, и, даже не видя в темноте, поняла, что он склонился над нею совсем близко.
— Уходите, Моци, — проговорила она, чувствуя, как ее душит темнота и его присутствие.
— Не могу, — сказал он и положил свободную руку на ее другое плечо. Лицо его было теперь совсем рядом. Господи, да что это с ними со всеми, подумала она, зная при этом, что это то же самое, что заставляет ее просыпаться по ночам с ощущением тоски и какого-то томящего желания… Только для Моци у нее нет ничего. Ничего!
— Уходите! — сердито воскликнула она.
— Не могу.
Он попытался высвободить руку, и его дыхание, теперь уже совсем близкое, коснулось ее лба.
— Я чувствую биение вашего сердца. Оно стучит как у пойманной птицы. Не нужно бояться, я прогоню ваши страхи.
Рука его снова провела по ее плечу и поползла вниз, к груди, обжигая ее своим прикосновением. Губы его приблизились к лицу Мэрион, но она увернулась.
Навалившись на нее всей тяжестью, Моци попытался обнять ее. Откинув одеяло, Мэрион села на постели и вцепилась зубами ему в руку. Задохнувшись от внезапной боли, Моци опешил, а Мэрион рывком вскочила с постели, наткнувшись на ночной столик и с грохотом уронив стоявшую на нем лампу. С криком она бросилась к двери, но он догнал ее и зажал рот рукой, потом крепко обхватил за талию и
Но этому моменту не суждено было наступить. Страшный черный кошмар вдруг сменился ослепительным сиянием. Она подняла глаза, ослабшей рукой прикрывая их от сокрушительной силы света. Над нею стоял Моци, а за ним в дверном проеме она увидела майора Ричмонда, одетого в халат и державшего руку на выключателе.
Моци повернулся и ринулся к Ричмонду.
— Убирайтесь! — кричал он. — Убирайтесь отсюда! — В голосе его звучала властность хозяина, выведенного из себя бестолковостью слуги, имевшего неосторожность помешать ему.
Яркий сноп света явился в тот момент, когда весь этот удушливый кошмар почти достиг своего апогея. Мэрион посмотрела Ричмонду в глаза и заметила, как дернулись его скулы, словно он получил удар грубой кожаной плетью. Он шагнул вперед и занес руку. Мэрион поразило, что пальцы его не сжаты в кулак, а распрямлены. Ребром ладони он нанес Моци удар по шее, тот застонал и начал сползать на пол. И тогда левая рука майора, сжатая в кулак, проделав дугу, ударила падающего Моци в челюсть.
Отступив в сторону, Джон стоял над телом Моци. На пороге появился сержант Бенсон, а за ним Абу, прибежавший на шум.
— Сержант, — сказал Джон, — отнесите его в комнату. Пусть Абу поможет вам.
Они стали поднимать стонущего Моци.
Кажется, перестарался, отойдя в сторону, подумал Джон.
Только на его месте любой бы не выдержал. Он проводил их взглядом, слегка потирая ребро ладони, онемевшей от удара.
— Пусть Абу останется с ним, — сказал он. — А вы возвращайтесь к воротам.
Они потащили Моци по ступенькам, а Джон вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
Мэрион все еще сидела на полу, поджав под себя ноги и уткнувшись лицом в ладони. Ее голые плечи содрогались, она судорожно хватала ртом воздух, словно находя в нем какую-то исцеляющую силу.
Глядя на ее загорелые ноги, на разорванную шелковую рубашку, на исполненное страдания лицо, Джон вдруг почувствовал к ней жалость и бесконечную нежность, и злость к Моци, доходящая до слепой ярости, с новой силой охватила его. При виде ее жалкого, беспомощного тела, растрепанных волос в груди его что-то сжалось, словно он пытался разорвать опутывавшие его веревки, до боли врезавшиеся в тело.