Дерево-призрак
Шрифт:
Но после просмотра фильма он осознал, что ему следует относиться к этому по-другому. Ведь не он убил этих девочек. И вообще, он определенно положил бы этому конец, будь это возможно.
Но если Тохи не будет выполнять свой долг, всех в городе могут убить.
Мэр содрогнулся, когда представил мертвыми каждого мужчину, женщину, ребенка в Смитс Холлоу. Он практически видел, как это будет: растерянные агенты ФБР (ведь естественно вызовут ФБР) переходят из дома в дом и находят лишь мертвецов – никто не выживет в результате самого таинственного массового
Тохи не мог допустить, чтобы Смитс Холлоу запомнили именно так. Он мечтал, чтобы его город стал символом успеха и производительности в регионе, в котором была лишь разруха. Мечтал, чтобы все другие города смотрели на Смитс Холлоу с завистью и желанием повторить его подвиг.
Да, с торговым центром вышло неудачно – Тохи это признавал. С его стороны было крайне недальновидно позволить Силвер Лейк предложить застройщику более выгодные условия по налогообложению. Он переживал за Мейн-стрит, желал защитить локальный бизнес, который иначе столкнулся бы с необходимостью конкурировать с крупными сетями национального уровня. Тохи и сейчас считал, что с этой точки зрения принял верное решение, однако строительство торгового центра создало в Силвер Лейк огромное количество новых рабочих мест и вызвало беспрецедентный экономический рост. Будь он более дальновидным, возможно, получилось бы сберечь Мейн-стрит и построить магазин.
Но, конечно, торговый центр привлек бы больше посетителей, а среди этих посетителей – больше девочек.
Так смотреть на ситуацию было тяжело, но от этого некуда было деться. Все, кто приезжал в Смитс Холлоу, никогда его не покидали. Точнее они могли попробовать сбежать: отправиться на учебу в колледж, пойти в армию, на несколько лет переехать в Чикаго или другой город – но всегда возвращались.
А значит была кровь, чтобы кормить тварь.
Если подумать, Тохи по-настоящему служил обществу.
В конце концов, через некоторое время народ забывал про девочек – даже их семьи. Воспоминание об обнаруженном под деревом изувеченном теле постепенно угаснет, а на замену ему придет убеждение, что девочка погибла в автокатастрофе или по какой-то другой причине. Или память о дочери померкнет вовсе, как будто ее и не существовало.
Мэр не знал, всегда ли мысли о гибели девочек со временем исчезали и трансформировались во что-то другое или горожане иногда что-то помнили. Возможно, только спустя годы этой информацией обладали лишь Тохи.
Был еще этот Джо Ди Муччи. На его месте должна была быть Лорен – это ее имя мэр вытянул во время жеребьевки, которую проводил каждый год, – и на следующий день он с уверенностью ожидал услышать от полиции доклад о ее смерти. Когда Тохи узнал, что под деревом обнаружили Джо с вырванным сердцем, его охватила паника.
Теперь все в опасности? Значило ли это, что теперь закроется завод, обанкротятся предприятия, и город постигнет разорение?
Но трагедии не случилось, и через какое-то время мэр решил, что все в безопасности. Но он все равно не сумел разобраться, почему Джо оказался в лесу вместо Лорен.
Он вытянул ее имя, и обычно этого было достаточно. На следующий день обнаружили
Но в этот раз были эти девочки, эти таинственные девочки. Их имена не вытянули в ходе жеребьевки. Они не были из Смитс Холлоу. Они не должны были погибнуть в лесу. Да, катастрофа еще не произошла, но это лишь значит, что она случится в будущем.
«Не случится, пока мэр я», – подумал Тохи. Если для сохранения статуса-кво ему придется пожертвовать каждой девочкой в городе, он так и поступит.
Другие девочки всегда найдутся.
Мэр бросил взгляд на наручные часы. Наверняка никто не заметит, если он устроит небольшой перерыв.
Может, забежать домой, съесть сэндвич со своей любящей женой. У него неожиданно возникло острое желание взглянуть, с кем же Кристал каждый день занимается аэробикой.
10
Карен смотрела, как Лорен отскребает стеклянную форму, на которой на ужин запекались куриные ножки. Она ощутила, как к горлу подкатывает желание начать критиковать дочь: Лорен плохо промыла уголки, а если их не отчистить сейчас, жир присохнет – но сдержалась. Лорен и без того практически не разговаривала с матерью после дневного срыва.
Дело в том, что Карен отлично осознавала, что она перегибает. Осознавала, что половина высказанного дочери являлось не более чем придирками, и что Лорен в принципе была хорошим ребенком. Осознавала, что с каждой новой ссорой на пустом месте пропасть между ними только увеличивается.
Но потом Карен видела, как Лорен делает что-то хотя бы капельку неправильно или не подумав – например, оставляет пролитую воду на полу кухни, – и ощущала волну гнева, причем не соразмерного серьезности (или абсолютной несерьезности) проступка. Переходя на крик, мать будто видела себя со стороны: какой нелогичной она казалась, как беспомощна была она перед лицом эмоций.
Карен решительно отвернулась от раковины и стянула со стола скатерть, чтобы вытряхнуть крошки на улице. Ей не следовало опять провоцировать ссору с Лорен – а женщина была честна с собой и признавала, что действительно провоцирует. На душе было неспокойно с самого того момента, как ей позвонила София Лопез и рассказала, что обнаружила миссис Шнайдер истошно вопящей у себя в саду над двумя изувеченными телами девочек.
Целый день Карен старалась забыть этот… если честно, она сама не знала, как назвать то, что произошло с Дэвидом на тротуаре. Транс? В тот момент мальчик выглядел так, будто переживал приступ лунатизма или видел кошмар наяву. А потом лишь улыбнулся и спросил: «Мороженого?» Карен не знала, как поступить. Если малыш не помнил, что говорил, то и рассказывать ему не следовало: зачем сообщать четырехлетке, что он только что описывал кровавую сцену? Так что она просто купила ему клубничный рожок, а себе ванильный, но даже не почувствовала вкуса.