Деревянные космолеты (Мир и Верхний Мир - 2)
Шрифт:
– Хочу, и много, но не сразу. Сначала надо хорошенько потрудиться.
– Сегодня - праздник, и давай забудем о работе.
– Бартан взял Сондевиру за руки и потянул прочь со двора, в солнечный покой беспределья, где блестели и сужались, уходя в даль, полосы спелых и неспелых злаков. Добрый час прошагали они бок о бок, наслаждаясь близостью друг друга, любовно болтая о пустяках и считая метеориты, которые иногда прочерчивали в небе серебряные штрихи. Бартан рад был гулять с Сондевирой хоть ночь напролет, но рыцарски уступил, когда она решила возвратиться к началу танцев.
К тому
В блаженной отрешенности Бартан прихлебывал пиво и смотрел, как растет толпа танцоров, как фермеры один за другим забывают всю свою степенность и пускаются в пляс. Он осушил кувшин, поставил его на ближайший стол и шагнул к Сондевире... и тут его взгляд упал на стайку малышей, играющих на траве возле огорода. Им было по три-четыре года, и они, образовав круг, танцевали на свой манер - бесшумно, медленнее, чем взрослые. Их подбородки уткнулись во вздернутые правые плечи, а правые руки тянулись вперед, плавно извиваясь и покачиваясь, как змеи.
В танце не было ничего человеческого, он вызывал омерзение и в точности совпадал с движениями Эннды Форатере, когда она описывала свои ночные ужасы.
Бартан отвернулся и нахмурил лоб. Неожиданно он почувствовал себя одиноким, и невинное веселье испарилось без следа.
Часть II
СТУДЕНАЯ АРЕНА
Глава 6
Приближаясь к парадному входу дворца, Джесалла Маракайн вела разговор только о домашних пустяках. Толлера это смущало и раздражало - уж лучше бы она вооружилась зловещим молчанием.
За двенадцать дней, что промелькнули после "визита" небесного корабля, он ни разу не был дома и потому обрадовался, когда Джесалла приехала сама, чтобы провести с ним ночь. Но напрасно он рассчитывал на привычные радости семейной жизни: супруга держалась с загадочной прохладцей, а когда узнала, что он добился разрешения улететь с первой небесной крепостью, стала язвительной.
Позже, в постели, она отвечала на его ласки с покорством статуи наверно, резкий отпор не был бы для него столь мучителен. В конце концов он выбросил из головы мысли об интимной близости, но долго не мог сомкнуть глаз, лежа в полном изнеможении души и тела. А к утру провалился в бездну, и было это не просто падение, а долгий, в целый день, полет из зоны невесомости...
– Тебя ждет Кассилл, - отрывисто произнес Толлер.
– Хорошо, что домой ты поедешь не одна.
Джесалла кивнула.
– Не просто хорошо, а очень хорошо. А то тебе неровен час взбрело бы в голову и его забрать в небо.
– Что за глупости? Мальчик не увлекается полетами.
– Он и ружьями не увлекался, пока ты его не заставил мастерить эти проклятые мушкеты. Теперь я вижусь с ним едва ли чаще, чем с тобой.
– А, так ты из-за этого?
– Толлер остановил ее в многолюдном коридоре с высоким потолком и дождался, когда
– Что же ты ночью не сказала?
– Разве это бы изменило твои планы?
– Нет.
Джесалла поморщилась.
– Тогда что толку было говорить?
– А что толку вообще приезжать во дворец? Чтобы причинить мне боль?
– Боль? Ты сказал - боль?
– Джесалла недоверчиво рассмеялась.
– До меня дошли слухи о твоей безумной выходке, о дуэли с этой бестией Каркарандом или как там его...
Толлер растерянно заморгал - он не ожидал, что жена сменит тему.
– У меня не было другого выхода...
– А теперь тебя за каким демоном тянет в небо? Знаешь, Толлер, каково женщине, чей муж скорее готов погибнуть, чем с нею жить?
Толлер искал подходящий ответ, делая вид, будто ему мешают говорить двое чиновников с конторскими книгами, подошедшие слишком близко. Чиновники с нескрываемым интересом глядели на них. Возникла одна из тех ситуаций, когда жене удавалось вызвать у Толлера почти сверхъестественный страх. На красивом бледном овале ее лица застыло хмурое выражение, в серых глазах светился ум, с которым Толлер вряд ли мог тягаться. Толлер не помнил случая, когда бы он ухитрился ее переспорить, особенно если речь шла о чем-нибудь важном.
– Понимаю, у меня пока мало доказательств, но времена наступают тяжелые, - медленно проговорил он.
– Я делаю лишь то, что должен, и особой радости от этого не испытываю...
– Видя, что Джесалла недоверчиво качает головой, он не закончил фразу.
– Не лги мне, Толлер. И себе не лги. Ты же просто счастлив.
– Чепуха.
– Ответь мне на один-единственный вопрос. Ты часто вспоминаешь Леддравора?
Толлер снова был сбит с толку. Он вызвал в памяти, а затем изгнал из нее облик военного принца, с которым сошелся в смертельном поединке, когда их корабли совершили посадку на Верхнем Мире. Если бы не Леддравор, жизнь Толлера сложилась бы совершенно иначе.
– Леддравора? А почему я должен его вспоминать?
Джесалла улыбнулась той приторной улыбкой, которая часто предшествовала ее самым коварным и жестоким ударам.
– Потому что ты - из того же теста.
– Она отвернулась и быстро зашагала по коридору, лавируя в толпе с грациозной легкостью, которой Толлер мог только завидовать.
"Никто не вправе говорить мне такие слова", - с тревогой подумал он, бросаясь вдогонку, но успел поравняться с женой лишь на переднем дворе, в ослепительном сиянии солнца. Кассилл уже вывел синерогов из стойла.
Сын Маракайнов ростом пошел в отца, но материнские черты бросались в глаза. Он был долговяз и мускулист и мог, как довелось узнать Толлеру, без передышек и видимой усталости бежать по два-три часа. От матери ему достались изящно очерченный овал лица и задумчивые серые глаза под пышной черной шевелюрой.
– Добрый утренний день, мама, - сказал он, и тотчас все его внимание переключилось на Толлера.
– Я привез образцы новых зарядных шариков. На испытаниях ни один ствол не подвел, все остались целы и невредимы, так что можем хоть сейчас делать надежные мушкеты. Хочешь посмотреть? Они в седельной сумке.