Деревянные космолеты

Шоу Боб

– Прошу прощения, милорд, – сказал один из них. – Его Величество занят, вам придется подождать.

Толлер огляделся: людей в коридоре хватает, среди них парами и тройками стоят придворные с эмблемой «меч и перо» – королевские вестники.

– Но мне назначено в девять.

– Милорд, другие ждут уже с семи часов.

Тревога возросла. Толлер стал выписывать круги по мозаичному полу, набираясь решимости, затем напустил на себя смиренный вид и приблизился к охранникам. Завязалась беседа о пустяках; стражники казались благодарными за развлечение, но не настолько, чтобы утратить

бдительность. Они не спускали глаз с двери приемной залы. Через несколько минут, исчерпав все темы для разговора, Толлер уже собрался отойти, но тут за дверью раздались шаги.

Каждый стражник распахнул по створке, и в коридор ступила небольшая группа мужчин, по виду – королевских советников. Они удовлетворенно кивали – очевидно, беседа с Чаккелом принесла желанные плоды. Из толпы ожидающих вышел светловолосый человек в костюме наместника – он явно надеялся на королевское приглашение.

– Прошу прощения, – шепнул Толлер и устремился мимо него.

Опешившие латники попытались его задержать, но Толлер, хоть и разменял шестой десяток, не утратил былого проворства и беспечной силы, коими славился в молодые солдатские годы. Он без труда растолкал обоих и секундой позже уже шагал по залу с высоким сводом к помосту, где восседал Чаккел. Король поднял голову, настороженный лязгом доспехов стражников, вбежавших в зал следом за Толлером, а затем тревога на его лице сменилась гневом.

– Маракайн! – рявкнул он, поднимаясь на ноги. – Это еще что за наглость?

– Ваше Величество! Вопрос жизни и смерти! – Толлер позволил стражникам схватить себя за руки, но не давал оттащить обратно к двери. – Под угрозой жизнь ни в чем не повинного человека, и я умоляю вас без промедления рассмотреть этот вопрос. А еще я прошу, чтобы ваши привратники оставили меня в покое. От них будет мало проку, если я оторву им кисти.

Эти слова заставили стражников удвоить усилия, но Чаккел ткнул в их сторону пальцем, а затем медленно показал на дверь. Гвардейцы тут же отпустили Толлера и, кланяясь, попятились к выходу. Чаккел стоял, мрачно разглядывая Толлера, пока они не остались вдвоем. Тогда он тяжело опустился на трон и хлопнул себя по лбу.

– Маракайн, я отказываюсь верить своим глазам. Выходит, я напрасно надеялся, что ссылка в поместье Бернор научит тебя держать в узде свой проклятый норов. Значит, я рано радовался.

– Не вижу смысла… – Толлер запнулся, сообразив, что выбрал не тот тон, и внимательно посмотрел на короля, пытаясь определить, не слишком ли он успел навредить Спеннелю. Чаккелу уже стукнуло шестьдесят пять, почти все волосы разлетелись с его загорелой лысины, а тело заплыло жирком. Но при всем при том он ничуть не утратил живости ума. Он славился твердостью характера, упрямством и нетерпимостью и вряд ли желал излечиться от жестокости, которая ему так часто помогала и даже в свое время подарила трон.

– Ну, давай договаривай. – Брови Чаккела сдвинулись, образовав сплошную полоску. – В чем ты не видишь смысла?

– Не важно, Ваше Величество. Самым искренним образом прошу извинить меня за бесцеремонное вторжение, но повторяю: речь идет о жизни невинного человека и на волокиту нет времени.

– Что еще за невинный?! Какого черта

ты лезешь ко мне с пустяками?

Пока Толлер описывал недавнее событие, Чаккел играл с синим алмазом, что носил на груди, и недоверчиво ухмылялся. Дослушав до конца, он спросил:

– Откуда ты знаешь, что этот твой приятель из подлого сословия не оскорблял Пэнвэрла?

– Он поклялся.

Чаккел не расставался с улыбочкой.

– Что значит слово паршивого фермера против слова дворянина?

– Я лично знаю этого фермера, – упорствовал Толлер, – и ручаюсь за его честность.

– Но какой барону резон лгать из-за такой ерунды?

– Земля. – Толлер дал королю время подумать. – Пэнвэрл выживает небогатых соседей и прибирает их участки к рукам. Его намерения совершенно ясны, и смею надеяться, вы их не одобрите.

С широкой ухмылкой Чаккел откинулся на спинку позолоченного трона.

– Дорогой мой Толлер, я верю тебе на слово, но если барону угодно хапать крестьянские клочки – на здоровье. Пройдет тысяча лет, прежде чем его потомки станут угрозой для монархии. Ты не обидишься, если я вернусь к более насущным проблемам?

– Но… – Толлер растерялся. Внезапное благодушие короля и обращение к подданному по имени не сулили ничего хорошего. Провал! Смертью невинного он, Толлер, будет наказан за прежние и нынешние проступки. Эта мысль превратила тревогу в ледяной ужас.

– Ваше Величество, – пробормотал он, – мне ничего не остается, как воззвать к чувству справедливости самодержца. Одному из ваших подданных, беззащитному труженику, грозят лишением имущества и смертью.

– Но ведь тут все по справедливости, – беспечно парировал Чаккел. – Ему не помешало бы подумать о возможных последствиях, прежде чем оскорблять Пэнвэрла, а значит – косвенно, – и меня. Сдается мне, барон поступил правильно, и я бы не стал сердиться, пришиби он олуха на месте, вместо того чтобы просить суда над ним.

– Это лишь для того, чтобы придать своему злодейству видимость законности.

– Поосторожнее, Маракайн! – Со смуглого лица короля слетела маска благодушия. – Ты рискуешь слишком далеко зайти.

– Виноват, Ваше Величество! – Отчаявшись, Толлер решил выложить главный козырь. – Мое единственное намерение – спасти жизнь невиновному человеку, а посему я осмеливаюсь напомнить об известной услуге, за которую вы передо мной в долгу.

– Услуге? Услуге?

Толлер кивнул:

– Да, Ваше Величество. Я имею в виду тот случай, когда я спас жизнь не только вам, но и королеве Дасине, а также троим вашим отпрыскам. Прежде я ни разу не затрагивал этой темы, но времена…

– Довольно! – Возмущенный крик Чаккела эхом раскатился под сводами. – Я готов допустить, что ты, спасая собственную шкуру, ненароком выручил мою семью, но ведь это было двадцать с лишним лет назад! Ни разу не затрагивал этой темы, ха! Как только у тебя язык поворачивается! Да ты всякий раз ее касался, когда что-нибудь у меня клянчил. Если хорошенько поразмыслить, то выйдет, что другой темы у тебя отродясь не бывало! Нет, Маракайн, впредь этот номер не пройдет.

– И все же, Ваше Величество, что значит жизнь простого крестьянина в сравнении с четырьмя августейшими…