Деревянный чурбан
Шрифт:
– Вот, так-то лучше, чем в темки играть!
Лампа разгорелась медленно, и при свете ее Веригин рассмотрел непомерно высокого старика, в черной жилетке, с костяными пуговицами на белой рубахе навыпуск, с длинной седой бородой и седыми нависшими бровями, из-под которых зорко смотрели острые черные глазки. При виде его Веригин вспомнил того старика в лесу.
– А вы, Федор Иваныч, чайку с нами не выпьете?
– предложил Шутов.
– Ан выпью!
– глухо, как сквозь подушку, ответил старик.
– Из тех же будете?
– пронзительно глядя из-под седых кустов, спросил он Веригина, принимая от него толстый стакан и
– Из тех самых!
– Тэк-с...
– неодобрительно, как показалось Веригину, буркнул старик, дуя на блюдечко, которое держал высоко на растопыренных пальцах. Потом с хрустом откусил сахар, запил и, поставив пустое блюдечко на стол, сейчас же стал наливать, спокойно держа горячий стакан в заскорузлых пальцах.
Отпив стакан, пока Веригин наливал ему другой, старик сидел прямо и пытливо смотрел на гостя.
– Что вы на меня так смотрите?
– спросил Веригин.
– Смотрю... Зря вы сделали, неладно, нехорошо!
– сурово сказал старик.
– А что?
– удивился Веригин.
– А то!
– непонятно буркнул старик и взялся за блюдечко.
Веригин понял, что ему известна история в лесу, и слегка покраснел.
– А вы откуда знаете?
– недружелюбно спросил он.
– Выходит, что знаю... Сорока на хвосте принесла!
– загадочно ответил старик.
– Да вы о чем?
– отозвался Шутов с любопытством.
Веригину не хотелось рассказывать, но он все-таки рассказал.
– Да вот...
– сказал старик, когда Веригин замолчал, - и выходит, что поступили вы очень даже неладно. Я этого старика знаю: это тут в давние времена были какие-то поселенцы, из первых... Жизнь тогда тут была дикая, ну они и обурятились, свою веру забыли, стали идолу кланяться... Так и живут, как бы идолопоклонники, выходит. Однако, опричь этого, дурного о них сказать нечего... Хорошо живут, правильно.
Старик говорил глухо - усы мешали, но веско и даже торжественно, как власть имеющий.
– Я их так понимаю, что смещение произошло: Христа-то они забыли, а обычай христианский соблюдают не в пример многим и из наших. Водки не пьют, никому худого не делают, воровства промеж них нет... нравственность имеют высокую и себя очень соблюдают. Наших не чуждаются, нет, но только идола своего никому показывать не могут. Такой у них, значит, закон... А старичок тот у них замест главного шамана, что ли, считается. Очень правильный старичок. А теперь у них такое идет, что ну!.. И какие последствия тому могут быть, неизвестно. А только я вам скажу, что назад тем же путем вам теперь идти несподручно. Вы тут денька два поживите, а сын, старший мой, вернется, я ему прикажу, он вас проводит.
– Фью!
– самоуверенно присвистнул Веригин и посмотрел на свое ружье, стоявшее в углу. Ему было досадно, что старик как бы нотацию ему читает, и тем более досадно, что ему самому было стыдно своей мальчишеской выходки.
Старик покачал головой, но ничего не сказал и стал наливать на блюдечко.
Шутов с тревогой посмотрел на него.
– А ты знаешь, ты в самом деле не ходи, подожди!
– волнуясь сказал он.
– Наплевать!
– хвастливо возразил Веригин именно потому, что ему самому что-то стало жутко и стыдно было в этом признаться.
В избе было душно и темно. Лампочка давала мало свету; по стене от самоварного пара быстро проползали и исчезали под потолком дымные тени.
– Нехорошо!
–
– Ну что ж, - заговорил Веригин, озлившись на его осуждающий тон, - вы, верно, человек религиозный, следовательно, должны одобрять мой поступок: разрушил идолопоклонство!.. Святые отцы всегда так поступали!
Старик покосился на него, показывая, что понял насмешку.
– Вашему делу святые отцы не пример!
– неодобрительно сказал он.
– И не все правильно и святые делали.
– Что ж, по-вашему, не надо бороться с суевериями? Пусть себе идолам поклоняются, что ли?
– насмешливо спросил Веригин.
Старик помолчал.
– Всяк человек своего идола имеет!
– наставительно возразил он.
– Не в том дело, чему человек поклоняется... Нам с вами чужую веру гнать не к лицу!.. Ты свою веру знай, барин, а чужой не касайся. Ты себя в добре держи и будешь тем самым Богу слуга. Не в храме, а в духе!
– торжественно и непонятно возгласил старик, значительно подняв толстый, заскорузлый палец.
– Так то дух, а то деревянный чурбан!
– не вдумываясь в слова старика, возразил Веригин.
– Чурбан!.. А ты во что веришь, барин?
– уже явно неодобрительно вдруг спросил старик и зорко уставился на Веригина.
Веригин засмеялся.
– Я в человечество верю, старик!
– В человечество?
– раздумчиво и как бы с недоверием переспросил Федор Иванович.
– В человечество!.. Ну, ин по-твоему... И крепко веришь?
– Верно крепко, коли сюда попал!
– Во! А почем ты знаешь, что твоя вера - правая?
– Я думаю!
– А ты не думай, а говори, как понимаешь! Вот, скажем, и я, и Василий Васильевич, и старичок тот, и урядник наш, скажем, тоже - люди-человеки. Так ты и в нас веришь?
– Ну, почему - в вас?.. Я, старик, в идею человечества верю! улыбнулся снисходительно Веригин.
– Ась?
– переспросил Федор Иванович и наклонил ухо, из которого торчали седые волосы.
– Ну, во всех вместе верю!
– смеясь, пояснил Веригин.
– Нет, это ты пустое говоришь!
– покачал головой старик.
– В каждого человека верить ты не можешь, потому что человек смертен и в юдоли своей весьма даже ничтожен. Этак ты и в козу поверишь!.. А веришь ты, как и все мы, в правду да в добро... Ты в людях правде и добру кланяешься. И выходит, что человек тебе наместо чурбана служит.
– Как?
– в свою очередь переспросил Веригин.
– Намедни к нам миссионер приезжал, - как бы не слушая, продолжал старик, наливая чай, - собрал народ, книги вывалил и пошел: не так крестимся да не так молимся, неправедно, значит, живем и через то геенне огненной уготованы!.. А у самого рожа как самовар... Постник!.. Ты-то как крестишься, когда анафеме людей предаешь?
– спрашиваю... Как ты Богу молитвы возносишь перед образами постников великих, ежели от тебя винищем разит?.. Осерчал, изругал да и уехал!.. Смеялись потом наши... А мне не смешно!.. Человек не Богу, а вере кланяется... Построил себе церкву, ей и служит, а в жизни у него Бога-то и нет!.. Руки да язык верят!.. К чему такая вера, хоть бы она самая расправильная? Ни к чему!.. А тот старичок, которого ты изобидел и, может, веры решил, своему идолу нелицеприятно служил!.. Дай Бог тебе, чтобы ты так со своим человечеством жил, как он со своим чурбашкой!.. А ты зачем человеку зло сделал, коли в человека веришь?..