Деревянный меч
Шрифт:
– Обедал? – спросила мать.– Суп ел?
– Ел,– сказал Мишка. Суп он действительно ел.
– Никакой он не дурак, этот твой Лесников,– сказала мать отцу. – Помести он твой материал – его тут же взгреют, а так он тихо-мирно будет на страницах газеты вести борьбу с грязью в общежитиях да хаять молодежные танцы…
– Правильно,– сказал отец,– он не дурак, через три года он уйдет куда-нибудь с повышением, а через пять лет придется для всего города возить воду за сто километров, а я буду страшно гордиться, что еще во-он когда все это предвидел… Просто обидно, когда на твоих глазах из газеты делают настольный календарь пополам с
А хорошо бы иметь маленьких человечков, думал Мишка. Строить им дома, а они бы ездили на заводных машинах, а еще можно было бы делать для них корабли и самолеты, и чтобы еще они бы воевали – понарошку, конечно. Он представил себе, как на ковре сходятся две армии. Только им надо дать деревянные мечи, а то этот слишком острый…
А ведь весной кто-то говорил о маленьких человечках – будто видел их на тополях. Тогда пускали в луже у забора новую Димкину яхту, ну и заговорили, что хорошо бы на нее экипаж; и кто-то сказал, что видел человечков на тополе. Не поверили – то есть не то чтобы не поверили, а решили, что выдумывает для интереса. Кто же это говорил?..
– Я еще пойду на улицу,– сказал Мишка. Меч он спрятал в ящик стола – не стоит брать с собой, потеряется.
– Только не допоздна,– сказала мать.
– Ладно, ма.
Не было смысла искать на тех деревьях, что около дома. Если лезть, то на те, которые в глубине двора, у каменного двухэтажного сарая, где раньше держали дрова, а теперь, когда в дом провели отопление,– всякое барахло. Попробовать на этот? Сучья высоко… Мишка притащил от сарая доску, приставил к стволу – держится. Ну и занозистая, черт! По доске он добрался до нижних сучьев, подтянулся и оказался на дереве. Дальше легче, дальше по сучьям – как по лестнице. Здесь был свой мир, зеленый, воздушный, ажурный. Отсюда, от ствола, тополь выглядел совсем не так, как с земли, со стороны, этого даже не объяснить, но только был момент, когда Мишка почувствовал, что может не спускаться, может остаться здесь, остаться и жить… Никого он, конечно, не нашел. Дупла были, и много, но узкие и глубокие, и, как Мишка ни заглядывал, как ни светил фонариком, так ничего и не увидел. Руку тоже просунуть нельзя было, ход шел узкий и извилистый, рука так не гнулась. Потом он увидел сквозь листья, как по галерее второго этажа сарая прошел Филька, за ним еще кто-то, потом еще – трудно было разобрать сверху, кто именно, несколько ребят прошли а потом прошел Козел со стеклянной банкой в руках.
Мишка, торопясь, стал спускаться. Козла он не любил и побаивался, но все же…
В сарае было светло, горела электрическая лампочка, и все стояли, окружив большую ржавую железную бочку, и смотрели в нее. Стараясь держаться незаметно, Мишка подошел к бочке и заглянул через край.
Лампочка висела прямо над бочкой, и весь свет падал прямо в нее. На дне бочки был насыпан песок и набросаны камни и сучья. И на одном сучке, как на бревне, сидели, опираясь спинами о стенку бочки, два маленьких человечка. Два настоящих человечка, с белку размером. Оба были одеты в синие штаны и черные куртки. У одного на голове была шляпа.
– А у лили-лилипутика ручки меньше лю-ти-ка! – пропел Филька.Ловите! – и он, перегнувшись, через край бочки, сронил с ладони под ноги человечков заточенную велосипедную спицу и выструганный из щепки меч.
Человечки шевельнулись, но не встали со своих мест и голов не подняли.
– Не будут они сражаться,– сказал кто-то.
– Гордые,–
Он опрокинул свою банку над бочкой, и из банки на песок плашмя шлепнулась крыса! Человечки вскочили. Один быстро схватил спицу, ладонью проверил острие и взял ее наперевес, как пику. Второй взял меч.
Рукоять меча была остругана скверно, пальцы ее не обхватывали.
Крыса шевельнулась, приподнялась, шмыгнула к стене и там замерла.
Усики ее шевелились. .
– Два дня не кормил,– сказал Козел.– Как уехал, так и…
Крыса, прижимаясь к стене, двинулась по направлению к человечкам.
Тот, что со спицей, сделал шаг вперед – так, чтобы прикрывать своего почти безоружного товарища. А тот, подняв меч над головой, закричал:
– Это же подделка! Люди вы или не люди? Это же подделка!!!
– Убери крысу! – закричал Мишка и бросился на Козла. Что-то темное вдруг поднялось в нем, подкатило к горлу и глазам, и он уже не видел Козла, а только огромную ненавистную рожу, а под рожей – голубое пульсирующее горло, в которое нужно вцепиться и не отпускать…
Он не достал Козла – тот поспешно отскочил назад и два раза ударил Мишку кулаком в губы. Мишка упал, но тут же вскочил, бросился – ему поставили подножку и стали пинать ногами. Он опять вскочил, повалил кого-то, кого-то отшвырнул, ухватился за край бочки, но опрокинуть ее не смог, бочка устояла; Мишку оторвали от нее и пинками и кулаками выбросили за дверь. Позвать, понял Мишка, кого-нибудь позвать! Отца!
– Зуб выбили! – закричала мать, увидев Мишку такого – в крови и грязи.– Больше на улицу не пойдешь!
Мишка молча пробежал мимо нее в комнату. Отец сидел за столом и печатал на машинке.
– Папка, пойдем скорее,– заговорил Мишка быстро,– папка, она их загрызет, скорей пойдем. У них мечи поотобрали, понимаешь, – и дали Деревянный…
– Миша, ты же видишь – я работаю,– сказал отец.– Мы же договаривались с тобой. И вообще – с кем это ты дрался?
– Папка, это же неважно, ну скорее, их еще можно успеть спасти!
– Кого – их?
– Маленьких человечков!
Отец, уже начавший было подниматься со стула, снова сел.
– Сын, ты бредишь. Ну подумай сам, ты же уже большой – какие могут быть маленькие человечки?
– Настоящие человечки, а они пустили к ним крысу, а меч у меня в столе лежит, ты понимаешь?
– Скажи лучше, кто тебе губу так разбил. Дай-ка посмотрю…
– Папка! Поздно будет, не успеем!
Мишка бросился в свою комнату, схватил меч и вернулся: – Вот, видишь? Они у них отобрали, им теперь нечем сражаться, пойдем скорее!
– Все. И я никуда не пойду, и ты никуда не пойдешь.
То же самое темное снова взметнулось в Мишке.
– Проклятые! – закричал он и кинулся к двери.– Проклятые!!!
Но в дверях стояла мать.
– Пусти!!! – простонал Мишка.
– Ах ты… На мать с кулаками! Мерзавец маленький! А ну!..
Совсем без сил лежал Мишка в постели. Плакать он больше не мог – все выплакал. Саднила разбитая губа, во рту было еще солоно от крови.
Саднила порезанная ладонь. Но меч он им не отдал. Меч лежал под подушкой. Из-за двери глухо доносился голос диктора программы "Время". Потом мать сказала: – Господи, что же в мире творится. Вот ведь ни газет читать не хочется, ни телевизор смотреть. Хоть бы на острее какой необитаемый перебраться, что ли… Чего людям надо?