Деревянный Меч
Шрифт:
– Вот что, мастер, – сказал Кенет, подымая плачущего старика с земли, – пойдем в дом. Поздно уже и сыро. Все едино никто ничего не купит. Пойдем. Вы не беспокойтесь, я и ночью работать могу. Я сплю мало.
Провожая старика домой, Кенет выслушивал его нехитрую повесть. Сын, его единственный кормилец, отправился на заработки, оставив отцу и еды, и денег вдоволь, но в дороге задержался. Еда и деньги вышли. Все, что можно продать, старик уже продал. Он уже и весточку от сына получил: заболел, мол, оттого и задержался, но деньги заработал хорошие, на жизнь хватит с избытком. Может, и хорошие деньги,
Дом у старика оказался небольшой, но уютный и чистый, хотя и обставленный крайне скудно. Старик не лгал: все, что возможно, было уже втихомолку распродано. Кенет с сожалением оглядывал пол и стены без единой украшавшей их некогда цветной ниточки. Цветной… тут-то Кенета и посетило счастливое озарение. Он подошел к груде лозняка, сваленного в углу, и внимательно осмотрел его. Обработан не совсем хорошо… впрочем, это еще можно поправить. Пожалуй, все получится.
– Ложитесь спать, мастер, – весело тряхнул головой Кенет. – Все устроится.
Старик хотел было выспросить у молодого мастера, какая ему корысть помогать беспомощному старику, но гость уже исчез за дверью. В ожидании его старик ворочался полночи и заснул засветло, так и не дождавшись.
Наутро старик проснулся от веселого бульканья. Молодой гость, судя по всему, не бездельничал: каша томно булькала в горшке, выговаривая тихое: “п-плюхх”. Но каша кипела только в одном горшке. В другие окутанный паром Кенет сыпал собранные за ночь травы.
– Садитесь завтракать, мастер, – выныривая из облаков пара, весело произнес Кенет, – мне сейчас некогда.
Потом настал черед прутьев. Кенет прокрашивал их насквозь, опуская в кипящее варево, просушивал, вновь красил, снова сушил, пробовал окраску на прочность, каким-то чудом умудряясь поспевать и с домашней работой. Старик не очень понимал, что затеял вчерашний знакомец, но приходилось ждать и терпеть: другого выхода у него не было. Он пробовал продолжить расспросы, но гость то отнекивался шутливо, а то и вовсе настолько уходил в работу, что вопросов вроде даже и не слышал.
Еще через день-другой Кенет поставил перед стариком новые корзинки, совершенно невиданные: полосатые, клетчатые, оплетенные риковинным цветным узором. Ни одна сельская модница не откажется от новой корзины, пусть и лишней в хозяйстве, но такой красивой, так подходящей к ее праздничному наряду.
– Как думаете, мастер, – купят? – лукаво улыбнулся Кенет.
Корзины не просто покупали – их брали нарасхват. Таких нигде не было. Кенет сам придумал красить прутья. К тому же на площади он подглядел, в какие цвета разодеты здешние красавицы, и подобрал краску в тон.
Теперь в горшке кипело мясо. Под потолком появились связки колбас. Днем Кенет часто ходил по грибы, и весь дом украсился снизками сушеных грибов. У старика Кенет прожил немногим более недели и охотно остался бы еще на время, но он опасался подолгу задерживаться на одном месте – устав не велит. В последние два дня Кенет работал не разгибая спины,
– Уходить мне надо, мастер, – однажды вечером сказал он. – Рассчитаемся, и поутру я пойду.
– Да кто тебя гонит? – удивился старик. – Живи у меня сколько хочешь.
– И рад бы, да не могу, – вздохнул Кенет.
– Что же, – сдержанно произнес старик. – Давай расчет сделаем.
И он выложил деньги на стол.
Кенет быстро отсчитал положенную ученику по закону пятую часть.
– Не много будет? – осведомился он у старика.
– Да ты что, парень! Ученическая доля… да ведь ты один и работал! И какой из тебя ученик? Нет, я не согласен. Это мне пятая часть причитается, да и того много будет, если по совести.
– Нет, так уже я не согласен! – упорствовал Кенет.
– Да тебе в том какая корысть? – с прежней цепкой подозрительностью спросил старик. – Помогать мне за сущие гроши! Ты и сам заработать можешь. На кой я тебе сдался?
Кенет понял, что в бескорыстную помощь старый корзинщик не поверит, а и поверит, так не примет ее. Чтобы старик не артачился, Кенет решил сказать правду.
– Не могу я сам лозу резать, мастер. Обет у меня такой, – немного рисуясь и важничая, произнес Кенет. – Живого ножом не касаться. Не мог я сам заработать. Лоза-то твоя.
– Странный обет, – немного смягчился старик. Однако на своем он стоял упорно и долго. В конце концов поладили на том, что Кенет берет себе половину заработка, а старому корзинщику оставляет состав красящих снадобий. Вернувшись, сын его сможет сам плести полосатые и клетчатые корзинки, и никто не посмеет ославить старика: мол, нажился на чужой беде и выбросил человека за дверь, а сам ничего толком и не умеет. Никто не скажет, что попользовался он чужим мастерством: теперь оно принадлежит ему, оно его собственное.
Наутро старик разбудил Кенета еще до рассвета.
– Я тут всю ночь думал, – суровым, не терпящим возражений тоном произнес старый корзинщик. – Парень ты молодой, деньги с толком истратить не сумеешь, поиздержишь на всякую ерунду, а самого нужного и не купишь. Вот, держи, пригодится. И в руки Кенета легла простая крепкая дорожная куртка.
Куртка оказалась Кенету великовата, но если запахнуться поплотнее и подогнуть рукава, совсем незаметно. Во всяком случае, выглядела она куда приличнее его старого кафтана. Кафтан Кенет выбрасывать не стал: может, еще и пригодится. Поразмыслив, он истратил часть денег на красивый дубовый посох, в котором совершенно не нуждался. Его молодое гибкое тело не требовало подпоры.
Но он слышал где-то, что у всякого мага есть посох. Добровольно принятое им на себя ученичество хотело проявить себя каким-то хоть малым знаком, и мальчишеское тщеславие вынудило Кенета приобрести посох. Магической силы он придать посоху не мог, а посему ограничился тем, что вырезал на его поверхности знак “исполнение”. Получилось красиво.
Перебиваясь на случайные заработки, Кенет все дальше и дальше уходил от дома, то сворачивая с большой дороги, то вновь возвращаясь на нее. Большая дорога вела к городу. Какое-то название у него, конечно, было, но уже несколько веков даже и в официальных документах город именовался так, как называли его жители – Сад Мостов.