Дерзание

Коптяева Антонина Дмитриевна

— У Островского развилась травматическая водянка мозга. В наше время его могли бы спасти.

— Вот как. Это вам не трехлопастные гвозди. — Злобин шутя подтолкнул в бок Решетова.

33

В травматологическом отделении клиники Гриднева, помещавшейся в хирургическом корпусе городской больницы, тесно. Даже в просторных коридорах поставлены койки.

— Не хватает мест, — оправдываясь, сказал Решетов. — Наплыв народа в Москву чрезвычайно большой, а больницы-то старые.

— У нас тоже тесновато, — спокойно отозвался Злобин.

—

Подготовили Лычку? — спросил Решетов встретившегося ординатора.

— Только что увезли в операционную.

— Интересный старикан… Фамилия его — Льчка. Белорус. Видно, работяга. Всю жизнь плотничал, а по старости в сторожа перешел, — рассказывал Решетов, входя в предоперационную. — Упал он с навеса и сломал шейку бедра. Просто бич для пожилых людей эти проклятые переломы! Но при нашем методе лечения больные выходят из больницы через тридцать — сорок дней на собственных ногах. Многие сохраняют трудоспособность.

— Ну-ну! — подзадорил Злобин, представляя себе недовольство Раечки, оставшейся ждать его у Аржановых.

— Никаких «ну-ну»! Мы уже во многих случаях применили метод сколачивания переломов шейки. Чтобы обеспечить правильное введение гвоздя, предложили усовершенствованный прибор — направитель.

— Решетов сразу помрачнел, вспомнив свои последние мытарства. Нет, не с распростертыми объятиями встретили его коллеги в ученом совете Минздрава. — Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Хотя польза очевидная. Выходит, прав Иван Иванович, что безразличие хуже всякого консерватизма.

— Посмотрите рентгеновские снимки Лычки, — предложил он Злобину, приступая к мытью рук. — Видите, какое смещение отломков? Тут сращения без хирургического вмешательства никогда не дождешься!

— Случай паршивый и, к сожалению, типический, — согласился Злобин, разглядывая на пленке очертания сломанного тазобедренного сустава.

— Надо поставить на место оторванную кость и скрепить ее с отломком головки, лежащей в вертлужной впадине. — Решетов подошел и посмотрел через плечо товарища на снимок, приколотый к раме окна. — Видите, в какой мере они не совпадают в переломе? Здесь никакое вытяжение не поможет. Значит, срастания не получится, а вертлуг все грубее будет смещаться в сторону и причинять больному бесконечные страдания. Человек обречен на вечную неподвижность.

Злобин знал длинную предысторию лечения этих переломов, сам часто сталкивался с ними на практике, но, как многие хирурги, не верил в применение металлических скреп. Костный мозг принимает участие в кроветворении — и вдруг вколотить туда гвоздь!

— Сейчас совсем другая картина получается! — говорил Решетов, готовясь к операции.

«Подожди ты хвалиться!» — мысленно одернул его Злобин, в котором боролись желание успеха товарищу и боязнь неудачи, вызванная крепко усвоенными старыми понятиями.

«Конечно, нелегко пожилому человеку пролежать несколько месяцев в гипсовом панцире — от груди до кончиков пальцев ноги. Пролежни образуются — это точно. Мышцы истощаются и мертвеют — это точно. В легких образуются отеки и воспаления — факт неопровержимый. Сращения не получается, или оно происходит неправильно. Так отчего же мы продолжаем такое лечение? — возмущенный собственной косностью, думал Злобин. — Чего ради ополчаемся на «металлическое» направление?»

—

Введя в шейку бедра трехлопастный гвоздь, мы так надежно соединим отломки, что, если дорогой товарищ Лычка начнет дней через пять двигать поврежденной ногой, это не нарушит полного покоя в области перелома. И никакого гипса! — говорил Решетов, уже стоявший у операционного стола.

«Дорогой товарищ Лычка», худощавый, костистый дед, только поводил большим носом, крючковато загнутым над ватным клочком бородки, да охал, пугливо следя за действиями докторов, окруживших стол. Наслушавшись рассказов о тяжести своего повреждения, он уже считал себя конченым человеком и покорно предоставлял лекарям укладывать его тощее тело, как им заблагорассудится. Операция делалась под спинномозговым обезболиванием.

— Мы вводим гвоздь в сломанную шейку вертлуга, не обнажая отломков. Сложность состоит в том, чтобы он вошел правильно, надежно связав отломки, и принял бы на себя положенную долю тяжести всего тела. Поэтому мы столько внимания уделили созданию специального прибора — направителя. Вот он! — Решетов показал инструмент, похожий на циркуль с угломером и прицельной спицей, и взял с подноса гвоздь — стальной стерженек, сантиметров десять в длину, с тремя продольными лопастями. — С помощью направителя и обыкновенного молотка я введу его под контролем рентгена в кость по оси шейки бедра. Направитель позволяет производить удары молотком далеко от операционной раны.

— Только ты, доктор, полегче молотком-то! — неожиданно подал голос Лычка, успевая и стонать и слушать. — Мне ведь уже семь десятков, как бы не рассыпаться.

— Мы сколачивали больных, которым было и до восемь десятков.

— Вот ведь грех какой! — пробормотал старый плотник. — Нас, таких, в ящик пора бы заколачивать, а мы норовим еще да еще пожить. Или ваша машинка и для молодых гожа?

— Гожа. Мало ли несчастных случаев с молодежью…

— Эдак! Не зря говорится: бойкий сам наскочит, на смирного бог наведет…

Передвижной рентгеновский аппарат уже установлен возле операционного стола. Один из ассистентов под наблюдением Решетова вправляет отломки, определяет направление для гвоздя и нужную его длину.

Потом Решетов, сделав разрез на бедре больного, сверлит углубление в кости вертлуга и ставит в него ориентир направителя. Снова рентген, гвоздь вколачивается внутрь, а головка его закрепляется на кости с помощью накладной пластинки и шурупов.

— Говорят, что удавались попытки скреплять эти переломы длинным винтом, — тихонько заметил Злобин с чувством странного недоумения: слишком простой показалась ему операция при исключительной сложности травмы…

«Как же так: столько людей на моей памяти хирурга отправлялось на тот свет из-за этого проклятого перелома, и вдруг: раз-раз молотком — и вроде починили».

— Завтра больной уже начнет делать общую лечебную гимнастику, — накладывая шов на рану, не отвечая на замечание товарища, сказал Решетов.

— Шутите!

— Отчего же? Это наше правило для таких больных. Сейчас уложим его в постель, согреем, под коленный сустав валик подложим, а завтра — гимнастика.

— Это кто будет делать гимнастику-то? — подал голос Лычка, еще не опомнясь после всех потрясений. — Я сроду ею не занимался. А теперь уж устарел, да еще поломанный.